Художник, солдат, гражданин

Как-то из одного телефонного разговора с директором Мстерского художественного музея Валентиной Владимировной Поздняковой я узнал, что во Мстере живет удивительный человек — Николай Антонович Наумов, ветеран нескольких войн, художник, которому 2 февраля исполнилось 90 лет. Мы встретились с ним в его стареньком деревянном доме, стоящем в заснеженном переулке Семашко. Гостеприимный, радушный хозяин рад был беседе и рассказал обо всем, что помнил из своей жизни. И было что послушать!
Родился Николай Антонович в деревне Павлово Южского района в большой и крепкой крестьянской семье. В 1932 году поступил учиться во Мстерскую художественную школу, после нее пошел работать в артель художников. В армию призвали в 1937 году, и начал он служить не где-нибудь, а в Первой Конной армии Буденного и даже принимал в составе ее частей участие в так называемой Польской компании 1939 года, о которой мало кто сейчас и знает, как мало, с замалчивания действительных потерь, вспоминают и о войне с Финляндией 1940 года. В ней Николай Антонович тоже участвовал и называет ее страшной. Бойцом лыжного полка он переходил Финский залив, «отсекал» Выборг, Хельсинки. Полк оказался в глубоком тылу, было много случаев обморожения. Боец Наумов простудился так, что тело покрылось фурункулами. Попал в госпиталь, а, выписавшись из него, демобилизовался и вернулся в артель. Но немного пришлось поработать — вскоре началась война с фашистской Германией, и Н.А. Наумов был зачислен в отдельную кавалерийскую дивизию, формировавшуюся в Коврове.
Вторая мировая — была войной быстроходных бронированных машин, самолетов и артиллерии, так что конникам приходилось туго, несколько раз они попадали в окружение, но все-таки им удавалось выходить из него. А первую победу одержали 6 декабря 1941 года под Москвой. Картина того боя стоит перед глазами ветерана, как будто это было вчера: «Утро хмурое, — вспоминает Николай Антонович, — мы ждем на опушке леса. Предстояла атака на батарею немецкой тяжелой артиллерии, нацеленной на Москву. Только стало светать — дивизия пошла в атаку, без артподготовки, шашки наголо и — вперед. Это страшная штука, когда кавалерия прорвется! А немец уже пушки заряжает по Москве бить. И тут мы начали их шерстить. Вот только тут мы начали воевать и поняли, что немца бить можно. Потом прошли рейдом по деревням. Шли ночью, мороз 40 градусов. Немцы спят. Мы их с печек вытаскивали и — на суд Божий. Спрашивали у жителей: «Как себя вели?»…Все зависело от того, как они ответят».
В 1942 году кавалеристы получили приказ идти на Воронеж: наши сдали Харьков, отступали, и нужно было сдерживать наседавшего врага. Потом, уже глубокой осенью, в один из ноябрьских дней командование построило дивизию, начался отбор, как потом выяснилось, под Сталинград. И вот 8-й кавкорпус двинулся по степям в сторону Волги. Был приказ: в мелкие стычки не вступать. В Калаче должны были соединиться два фронта и замкнуть кольцо окружения врага. Н.А.Наумов тоже участвовал в том походе и был ранен. После излечения в госпитале в Бузулуке вернулся в действующую армию и был зачислен в роту автоматчиков. Освобождение Ржева, Смоленска, Витебска, Вильнюса, Каунаса, Кенигсберга — вехи его боевого пути. Особенно запомнилось взятие Кенигсберга: один опорный пункт переходил из рук в руки семь раз. Здесь Николай Антонович вновь был ранен, после госпиталя хотел вернуться в свою часть, но командование, присвоив ему звание лейтенанта, отправило его на Дальний Восток, где вскоре началась война с Японией. Н.А.Наумов был зачислен в контрразведку, командовал группой особого назначения, которая успела выполнить несколько рискованных заданий, но под Мудадзяном особисты напоролись на засаду, слишком близко подобравшись к штабу Квантунской армии, и лейтенанта Наумова тяжело ранило в живот. Снова госпиталь, но этот уже последний. Да и то сказать — в четырех военных кампаниях, как раньше говаривали, участвовал мстерянин: и кавалеристом был, и пехотинцем-автоматчиком, и даже контрразведчиком, и это при его самой, что ни на есть, мирной профессии.
Вернувшись во Мстеру, Н.А. Наумов стал, как и до войны, работать на фабрике «Пролетарское искусство». Писал и «массовку», и «свое» — у него более трехсот авторских работ. Был направлен руководством фабрики в художественную школу инструктором производственного обучения, сделал 12 выпусков, так что многие мстерские художники чтут в лице Николая Антоновича своего наставника в профессии. Что же касается его самого как художника, то в глаза бросается одна из характерных черт его творчества: многие сюжеты его миниатюр взяты им из самой жизни или как-то преломились в его художественном сознании. Например, на открытке, подаренной мне художником (Издательство «Плакат». Москва, 1981г. тираж 100 тыс. экз.) репродукция с росписи Н.Наумова шкатулки «Шаги времени». На ней изображено появление в деревне первого трактора. И сам художник был тому свидетель: «Это была настоящая революция, — вспоминает он, улыбаясь, — сенсация, как сейчас бы сказали». Еще на одной репродукции, помещенной в книге о Мстере, изображена сцена окружения партизанами фашистов и носит название «Шумел сурово Брянский лес». Интересно и то, что в одной из рассказанных Николаем Антоновичем историй из его боевой жизни был случай, что называется, прямо противоположный. Дело было так
Не доходя Брянска, кавалеристы попали под бомбы вражеских самолетов. Было много убитых и раненых. Уцелевшие скрылись в Хинельском лесу. Немцы его окружили и предъявили ультиматум: в течение двух часов оружие и выходить. Решили пробиваться небольшими группами. «Нас, мстерских, — вспоминает Николай Антонович, — было шесть человек, договорились держаться вместе. Лошадей пришлось бросить — привязали к деревьям. Пробираемся по лесу, я слышу — кто-то за мной идет, а сзади никого из наших не должно было быть. Оглянулся — моя лошадь, понял, что отвязалась. Вижу, группа немцев прочесывает лес, я — в седло и выскочил в поле. Видел немцев с наведенными на лес пулеметами. Удалось проскочить. Ночь в болоте просидел, утром начал искать своих, набралась группа — человек десять. Пришли в деревню, у крайнего дома часовой: «Хальт!» — кричит, а у меня винтовка наготове была — он только руками успел взмахнуть. Мы опять в лес ни компаса, ничего. Я ладонь к уху приложил, слышу крик петуха. Вышли к сторожке лесника. Он сказал, что здесь и другие группы проходили, условились встречаться в Чаграх».
Таких и подобных эпизодов Николай Антонович припомнил не один и не два, хоть повесть пиши: и то, как его чуть не расстреляли, причем дважды: сначала немцы, а потом свои. Что спасало: случай, ловкость, провидение, исключительная жажда жизни? Наверное, все вместе. А в третий раз в судьбу вмешалась политика. «Держали оборону под Ельцом, — продолжает вспоминать Н.А.Наумов, — отбили четыре атаки, нас отправили на подмогу нашим под Орел. Около деревни Гёголево попали под артналет. Тех, кто уцелел, собрал старший лейтенант Антонов, отчаянный был человек. Набрался уже взвод. Он обвязал вокруг себя знамя, повел людей через поле, а моя задача была отвлекать немцев. Поле было метров пятьсот, пули возле меня, как мухи жужжали. Потом я вышел к какой-то деревне. Смотрю — старик вышел покурить, я к нему подкрался, шумнул, сказал, не бойся, мол, свои. Он накормил меня, напоил, и спать уложил, а утром будит: «Солдат, солдат, вставай немцы!» Я не успел оказать никакого сопротивления, но немцы ко мне отнеслись дружелюбно, сказали, что они социал-демократы. Один из них прутиком нарисовал на песке, где их войска, где наши и где можно пройти. Потом отпустили меня. Я иду и думаю: «Вот сейчас в спину всыплют…»
Не так давно ветеранов Великой Отечественной войны, участников освобождения Белоруссии правительство этой республики наградило памятными медалями. Была удостоена этой награды и целая группа ветеранов-мстерян, в том числе и Н.А.Наумов. Медаль добавилась к «иконостасу» наград, которые тяжелят потертый пиджак его парадно-выходного костюма. Здесь и боевые медали «За отвагу», «За взятие Кенигсберга», За победу над Японией», и юбилейные. Есть и «мирный» орден светло-синего цвета с белым двуглавым орлом посередине. Это за творческие достижения.
Для полноты информации, я не мог не спросить у старого художника о его звании. «В большой красной книге, где собраны все известные мстерские художники, я, наверное, один без звания», был ответ ветерана. Как?! Репродукциями с его работ украшаются серии открыток, издаваемых в Москве, иллюстрируются книги, рассказывающие о лаковой миниатюре Мстеры, сам он участник и дипломант крупнейших художественных выставок! И этот художник не имеет звания? Такое просто не укладывается в голове. Сам Николай Антонович объясняет это отчасти своей работой в ревизионной комиссии фабрики «Пролетарское искусство», ведь был он скрупулезно требователен к расходованию дирекцией фабрики казенных средств. Доходило даже до крупных конфликтов с вмешательством райкома партии. «У меня был такой характер, — убежденно говорит Николай Антонович, — своим распоряжайся, как хочешь, а общественного — не тронь. Но я ни о чем не жалею. Я любил и защищал Родину, честно и добросовестно трудился, любил правду».
Нельзя не склонить голову перед мудрой человечностью этого не по званию, а по духу Народного художника. Художника, солдата, гражданина.

С.Апостолов.
МАЯК № 16 от 23 февраля 2006 года.