Боевой путь кавалериста Котрина

 В августе исполнилось 110 лет со дня начала Первой мировой войны. С одной стороны, значимость её для мировой истории не оставляет никаких сомнений. С другой — эта война до сих пор остается малоизвестной частью отечественной истории. Вязниковский историко-художественный музей предлагает читателям «Районки» прочесть воспоминания одного из солдат Первой мировой – вязниковца Николая Родионовича Котрина – рядового 5-го эскадрона 2-го лейб-уланского Курляндского Императора Александра II полка. Сохранены стиль и орфография оригинала. Мы позволили себе лишь разделить текст на подзаголовки для удобства чтения. Оригинал рукописи хранится в фондах музея и ранее никогда не публиковался.

«Родился я в 1890 году в мае месяце в деревне Смёнки в 10 верстах от города Вязники. Родители мои с малых лет работали на фабрике товарищества Демидова в селе Ярцеве при городе Вязники.

Когда мне минуло 9 лет, родители меня отдали в сельскую трёхклассную школу, где я проучился четыре зимы и сдал экзамен. Родители мои посылали меня учиться в техническое или же городское училище, но я по своей глупости отказался дальше учиться. Когда мне минуло 16 лет, я стал проситься на фабрику. Родители меня определили на льнопрядильную фабрику Демидова в мотальное отделение в счётчики, где я проработал 2 года и взял расчёт, а затем поступил на ткацкую фабрику в запасные. На девятнадцатом году я женился и взял жену с фабрики – ткачиху.

Дальний жребий не вытянул

Надолго сохранится в моей памяти 1911 год. В этом году я подлежал призыву, то есть отбывал воинскую повинность, обязательную у нас в России для каждого человека, достигшего 21-летнего возраста. Не имея установленных законом льгот, освобождающих от военной службы, я был признан годным к зачислению в постоянные войска. Бывают счастливцы, вынувшие дальний жребий, он освобождает их от поступления на военную службу. Но я не оказался баловнем судьбы: на вынутом мною в жеребьёвке номере стояла цифра 98. Это меня ничуть не поразило, я с радостью вышел из приёмной, где ожидали меня жена и родители. На вопрос их я ответил, что вынул жребий дальний и меня не возьмут; но вскоре они узнали, какой я вынул жребий.

Я был очень доволен судьбою встать в ряды Русской армии. Жизнь моя до службы была незавидная. При разбивке у уездного Вязниковского воинского начальника, я, как не отличавшийся ни высоким ростом, ни сильным телосложением, был назначен в кавалерийский полк; куда меня в 1911 году 13 ноября и отправили с партией новобранцев. Тяжело было расставаться с родными, но тяжелее всего последнее прощание с ними, при котором проливаются реки слёз, сопровождаемые самыми трогательными причитаниями. От этого печаль отъезжающих усиливается ещё более. При проводах на военную службу плачут больше, чем по умершим, не надеясь на то, что с ним увидятся. Полк, в который я был назначен, квартировал в городе Кальвария Сувалкской губернии около германской границы.

Дорога была дальняя, мы разместились в вагонах на станции Вязники, полные самых тяжёлых впечатлений. Лица всех были мрачны, а многие из нас плакали. Я тоже не мог без слёз уехать. Но существует у нас старинная поговорка: «В молодости горе – не море, а лужа». Это оправдалось и на нас. До Москвы мы ехали грустны и печальны. В Москве мы стояли 10 часов, и нам был обед. Новизна положения и дорожные впечатления развлекли наше внимание. Послышался чей-то смех, а там в углу затянули несколько товарищей песни. Потом заиграла гармонь, некоторые не утерпели и пустились в пляс вдоль всего вагона.

Проделки при этом бывали самые мальчишеские, например: при остановках на станциях новобранцы окружают торговцев съестными припасами и не обращают никакого внимания на звонки… Вдруг поезд трогается. Все сломя голову бросаются к своим вагонам, нарочно опрокидывая у торговцев товар. Новобранцев тешит переполох, поднимающийся среди торговцев, которые посылают вслед убегающим самые отборные ругательства. Следует заметить, что это едут люди, не знающие никаких воинских правил и не приученные к военной дисциплине. С прибытием в полк все сразу делаются смирными. Самые отчаянные делаются такими смиренными, что их трудно узнать. Каждый думает про себя, как ему придётся прослужить в незнакомом строгом месте три-четыре года, где за каждую малость наказывали по всем правилам солдат.

Армейские будни

На первых порах жутко привыкать к новой жизни. К этому ещё присоединяется тоска по родным и свободе… Единственным утешением новобранца бывают письма с родины. Получишь, бывало, письмо, прочитаешь его несколько раз, и на сердце сделается легче и веселее в это время. Томит также полное одиночество, пока не подыщешь себе друга, с которым мог бы поделиться своими мнениями и утешить себя от грызущей тоски по родным и свободе. По прибытии в полк я скоро познакомился с товарищем – молодым солдатом, как-то особенно понравившимся мне с первого взгляда. Скоро мы с ним сблизились и стали самыми задушевными друзьями, деля пополам горе и радость. Его влияние на меня оказалось очень благотворным. Он умел как-то незаметно разговорить и успокоить меня. За это я больше всего и полюбил его. Так же, как и я, он оставил на родине родителей, жену и детей. Поэтому любимой темой наших бесед было воспоминание о родных местах и дорогих сердцу людях. И так в свободное время мы с товарищем коротали свои досуги.

Служба у нас была в кавалерии тяжёлая, свободного времени было мало. С новобранства нас ужасно гоняли и обучали ездить на конях. Многие из нас думали, что не привыкнут к этой страшной службе. Праздников у нас не было. Некоторые не в силах были перенести тяжести всей службы, убегали за границу или же скрывались у себя на родине. Время незаметно подвигалось вперёд. Первый год мне очень показался трудным. Но благодаря Вседержителя Господа Бога, прошёл благополучно. На другой год меня назначили в учебную команду, от чего я отказался и не пошёл. Начальство, видя мою уклонность от учебной команды, направили меня в команду разведчиков. Через год, окончив и сдав экзамен, получил награду – медаль за разведку. Служба пошла легче и свободнее. Таким образом, я удачно справился с первою труднейшею частью своей службы. На третьем году уже мечтания были мои о доме: скорее окончить службу и воротиться на родину в свой родной очаг. Но у нас на Руси существует старинная поговорка: «Человек полагает, а Бог располагает». Так оно и вышло. 18 июля 1914 года вспыхнула Европейская война, в которой и мне пришлось участвовать 40 месяцев на поле брани.

18 июля 1914 года в 12 часов ночи была объявлена всеобщая мобилизация. Наш полк в это время был расположен в окрестностях города Кальвария, на траве. Когда получили телеграмму немедленно собраться всему полку, в эскадроне было сильное волнение, все чуяли недобрую весть. Нам объяснили, что объявлена всеобщая пробная мобилизация, от нас скрыли настоящие её причины. В 6 часов утра 18 июля 1914 г. на плацу, напротив казарм был построен разъезд боевой важности, состоящий из одного третьего эскадрона и по 20 коней из пятого и шестого эскадронов. Полковым священником был отслужен напутный молебен. Затем командиром полка полковником Великопольским была произнесена трогательная речь. Он объяснил, как нужно русскому солдату вести себя на поле брани. После речи командир полка поздравил нас с боевым походом, полковая музыка заиграла уныло походный марш. Многие солдаты не выдержали происходящей на плацу грустной сцены и плакали как малые ребята. Вольные жители города Кальварии, которые присутствовали на молебне, тоже не могли удержать навернувшихся на глаза слёз. Спустя несколько минут солдаты, увидев свою маленькую оплошность, приободрились и сидели на конях молодцами, точно готовые к генеральскому смотру. Командир полка, видя молодцеватую посадку разъезда боевой важности, ещё раз поздравил с боевым походом. Солдаты перекрестились все как один и двинулись стройными рядами под унылую полковую музыку и крик оставшихся солдат и вольных жителей «Ура! Ура!». Разъезд направился к границе, озеру Виштынцу через Кальварию. В городе Кальвария жители делали шумную овацию, то есть кричали: «Ура! Ура!» Кричали нам вслед кто — «Счастливого пути!», кто — «Скорее разбить немцев и благополучно воротиться обратно!» Начальником разъезда был полковник Каратилёв, помощниками его были прапорщики пятого эскадрона Блюмб и шестого эскадрона Корней Инволеев.

Первое знакомство с неприятелем

Разъезду нашему задача была дана на три дня разведать местность от нашей границы до немецкого города, который от нашей границы находится в 50 верстах. В первый день, то есть 18 июля мы, не дойдя до Виштынца 15 верст, остановились на привале. Полковник Каратилёв приказал лишние вещи из кобур выбросить по случаю трудной и тяжёлой работы. Потом пообедали, раздали нам оставшиеся консервы, и после отдыха двинулись боевым порядком к М. Виштынцу. Там находились несколько наших солдат – конных пограничников, которые до войны были на границе. Ночь переночевали вместе с пограничниками. Ночь прошла тревожно. Наутро, то есть 19 июля наш разъезд перешёл германскую границу и остановился в полуверсте от М. Виштынца. При остановке был задержан германский шпион, которого расстреляли после нескольких минут совещания офицеров. К разъезду подошёл русский цивильный господин и сказал: «Я — здешний. Живу несколько лет в М. Вишневце. Воевал в 1905 г. в Японскую войну. Хорошо знаю местность германскую и могу вас провести до германского местечка, которое от границы находится в двух верстах». Наши офицеры обрадовались такому гостинцу и просили его, чтобы он без всякого злого умысла довёл разъезд, в противном же случае он будет расстрелян как шпион. В 9 часов утра с провожатым впереди разъезд направился по шоссе к германскому местечку. Я был послан слева в дозорные. Несколько не доезжая до местечка, немцы открыли по нам редкую оружейную стрельбу. До сих пор солдаты не были знакомы с германскими пулями, которые, жужжа, пролетали около нас. Как мы ни храбры, как ни сильны были у себя в походе, но всё же это сильно подействовало на наши нервы и многие побледнели, изменившись в лице. В пословице говорится: «У страха глаза велики, и ёлки так кажутся волки». Мы остановились, прячемся за лошадиные головы: пусть лучше убьют лошадь, а не меня. Несколько минут просидели в остолбенении, не зная, что делать: назад или же вперёд двигаться. Когда трусость в нас улеглась, сделались несколько храбрее, то решили ехать вперёд. Когда наши головные дозорные, состоящие из пяти коней, въехали в местечко германское, немцы загородили им дорогу и говорят: «Русс, мы вас дальше не пустим». Немцев было очень много в местечке. В этот день у них был какой-то праздник. Мы приготовились к бою, вынули клинки, пики и на них с криками бросились. Немцы испугались, подняли руки, кричат: «Русс, не тронь!». Тогда мы с дороги их прогнали. Дозорные поехали дальше. Мы остановились около почтово-телеграфной конторы. Несколько человек спешились с коней и начали рубить и ломать провода и станцию, пилить телеграфные столбы. Когда испортили почтово-телеграфную станцию, поехали дальше рубить телеграфные столбы по местечку. Германские жители только смотрели на нас, как мы уничтожаем все казённые учреждения и рубим столбы. Стали обращаться вежливо и угощать нас сигарами. Когда в местечке уничтожили почту и телеграфные столбы, то проехали местечко и остановились у ветряной мельницы от местечка в полуверсте. Третий эскадрон поехал взрывать германскую станцию и водокачку. Только они успели взорвать станцию и водокачку, дозорные подскакивают и докладывают, что показалась неприятельская кавалерия. Третий эскадрон начал отступать галопом назад, наш разъезд тоже присоединился. Перейдя германскую границу, мы спешились и заняли позицию. В этот день пришлось дать несколько выстрелов по показавшимся немецким кавалеристам.

Окончив свою разведку, на обратном пути к своей границе, мы сделали маленький привал около железной дороги, чтобы накормить изморённых и измученных коней и самим отдохнуть после стольких перенесённых трудностей. Расставили кругом часовых. Не успели как следует размучтучить лошадей, подлетают часовые и докладывают, что на нас движутся немецкие дозорные. Команда подалась к лошадям, кто сел, кто не успел – поехали к границе. Только что успели благополучно проехать гатчину, то есть узкое место, и въехали на ровное место, слышим – сзади нас грохочет поезд и мчится вслед за нами. Мы бросились врозь кто куда от полотна. Напротив нас немцы дали свисток из паровика и открыли по нам огонь залпами из винтовок. Справа спешились германские кавалеристы. Из М. Пилюлена бегут вольные немцы. Мы растерялись и не знали куда ехать, около М. Пилюлена свалился прапорщик Блюм. Конь мой споткнулся в картошке, упал и смял меня под себя. С большим трудом пришлось освобождаться из-под коня, чудесным образом спасся от смерти. Немцы, видя, что я вожусь с лошадью, начали стрелять по мне. Мне дела нет до пуль, которые жужжат как пчёлы надо мной. Я одно стараюсь и думаю: «Скорей бы слезть с коня». С большим трудом удалось вскочить на лошадь, которая вертелась как колесо, оставив на месте пику и фуражку. Когда наш разъезд остановился, хотели воротиться назад и везти прапорщика Блюма, который остался раненным, но уже было поздно: немцы из поезда рассыпались в цепь и шли на нас. Так храброго героя Блюма пожертвовали немцам за свою работу. По окончании работы, то есть по выполнении своей трудной задачи, мы на границе присоединились к эскадрону и поехали к своему полку, который в то время находился в городе Великовшики. Мы представились начальнику дивизии Трубецкому, который от души горячо нас благодарил за нашу трудную работу».

Продолжение следует.

Подготовила Вера ПЕТРОВА,

экскурсовод МБУК «Вязниковский историко-художественный музей».

Источник: газета «Районка, 21 век» № 30(702) от 08.08.2024 г.