«Здесь был Кулясов!»

В марте 1945-го войска 1-го Белорусского фронта вели бои за город Кюстрин — прусскую крепость у слияния рек Варта и Одер, которую сами немцы называли «воротами в Берлин». Среди штурмующих твердыню врага был и рядовой 134-го отдельного саперного батальона 11-го гвардейского танкового корпуса 1-й танковой армии Григорий Кулясов, проделавший долгий путь от гороховецких лагерей до самого гитлеровского логова.

Кюстрин удалось взять почти что сходу. Путь на германскую столицу был открыт. Началась подготовка к последнему удару.
— Когда нам объявили, что начнём наступление на Берлин, — вспоминал Григорий Кулясов, — мы обнимались, прощались друг с другом, так как знали, что бои будут ожесточенные и многим дожить до Победы не суждено. Накануне нам даже новую форму выдали. А потом в 4 часа утра «заиграли» «Катюши», сзади врубили сотни прожекторов, и наши танки рванули вперед, а мы — десантом на танковой броне. Мы давили и расстреливали ошеломленных, метавшихся в перепуге немцев. Тут меня и ударило в правый бок. Оказалось — угодила фашистская пуля…

Крестьянский сын
Григорий Кулясов вырос в обыкновенной крестьянской семье. После окончания пятого класса начал работать. Вскоре паренька из глубинки направили на Горьковский автозавод, где тот освоил профессию слесаря. Когда в июне 1941-го началась война, 17-летний слесарь Кулясов изготавливал детали для оборонного заказа — осветительных ракет. Тогда же он проводил на фронт отца Василия Дмитриевича. А уже в 42-м на рядового Кулясова-старшего пришла «похоронка». К тому времени его сын числился в так называемом ополчении — после продолжавшейся по 12 часов заводской смены «ополченцы» учились обращаться с оружием и готовились к военной службе. Осенью 1942 года 18-летний Григорий Кулясов был призван в армию и направлен в Гороховецкие лагеря — в 99-й пулеметный батальон.
— Определили меня вторым номером расчета пулемета «Максим», — даже спустя несколько десятилетий вздыхал ветеран. — Машина была хорошая, надежная, но уж очень тяжелая. Как взвалишь его на плечо — того и гляди — в снег сядешь. Потаскал я его порядочно, а силёнок было маловато. Кормили нас плохо — все время есть хотелось, а гоняли много. Да и обмундировку новобранцам выдали так себе — одна пола шинельки выше другой. Когда уже совсем было тяжко, приехал какой-то генерал, посмотрел на наше воинство, что-то скомандовал, и мы отправились эшелоном в Москву. Там почти целый месяц нас откармливали в казармах на Красной Пресне. В столице мы изучали «Катюшу» — тогда это была новейшая секретная техника. Но вместо частей, вооруженных гвардейскими минометами, я попал в саперы. Уже в 1943-м после 300-километрового пешего марша мы прибыли в городок Обоянь, где сразу же включились в бои на Курской дуге. Навсегда запомнил день, когда наш 11-й гвардейский танковый корпус пошёл в атаку. Кругом дым, огонь, от грохота орудий и выстрелов люди словно глохли. А мы — на броне, без всякой защиты. Сотни танков, советских и немецких, неслись друг на друга. Много наших тогда погибло. До сих пор жутко вспоминать о боях под Курском. Поначалу немцы стали наседать. Мы даже отступили километров на восемь. Но потом собрались с силами, выбили у неприятеля ударные части, и погнали врага прочь. За бои на Курской дуге я получил свою первую и самую дорогую награду — медаль «За отвагу»…

Пуля прошла навылет
От Курска и Орла часть гвардии рядового Кулясова наступала на Киев, потом участвовала в тяжелых боях по освобождению Украины. Маршрут лежал на Сумы, Бендеры и Львов. Там на передовой Григорию Васильевичу довелось повидать маршала Георгия Жукова, который приезжал на рекогносцировку.
— В действительности он был плотнее артиста Ульянова, который все время в кино играл этого полководца, но, в общем — очень похож! — свидетельствовал Г. Кулясов. — Все уже знали — раз Жуков где-нибудь объявился, значит, жди большое наступление! Запомнилось форсирование Днепра — там без нас саперов было не обойтись, а потом — освобождение Польши. О тех боях напоминает медаль «За освобождение Варшавы». Немцев из польской столицы тогда выбили, но сам город был сильно разрушен — немцы там сопротивлялись отчаянно. А впереди был бросок на Кюстрин и затем удар на Берлин!
Утром во время знаменитой атаки с применением прожекторов гвардии рядовой Кулясов был ранен — пуля прошла навылет между ребрами. Санитары доставили бойца в медсанбат. После перевязки сапера хотели отправить в госпиталь. Но тот категорически отказался отлеживаться на госпитальной койке. Еще с трудом передвигаясь, держась рукой за простреленный бок, гвардеец вернулся в свой батальон. Видавший виды 21-летний фронтовик он больше всего боялся не смерти, а того, что Берлин возьмут без него!
— Мы наступали по Вильгельмштрассе, — рассказывал Григорий Васильевич. — Это одна из главных магистралей Берлина, которая как раз и выводит к рейхстагу. Бои шли за каждый дом. Немцы дрались отчаянно. Бывало, мы ворвёмся на первый этаж, а они сверху бросают гранаты. А потом мы их выкуриваем своей «карманной артиллерией». Я тоже и гранаты бросал, и из автомата ППС (кстати, — отличное оружие!) стрелял вовсю. Старался бить короткими очередями, но все равно из шести магазинов, по 35 патронов каждый, опустошил почти все. Всего пяток немцев, пожалуй, убил и за отца отомстил. Гитлеровцы несли очень большие потери, наших тоже гибло немало. Мы очень спешили первыми выйти к рейхстагу. Каждый знал — возьмем рейхстаг — конец войне! Но «соседи» нас опередили. Когда мы пробились, наконец, к центру Берлина, рейхстаг уже был взят. Я подобрал осколок белого кирпича и на темной стене рейхстага написал: «Здесь был Кулясов!». Рядом находился немецкий офицерский госпиталь. Там я впервые в жизни попробовал ром — нашли несколько бутылок и решили с друзьями выпить за победу и за то, что остались в живых. А до этого я всю войну не пил: свои положенные наркомовские 100 грамм водки менял на сахар. Это было 1 мая 1945 года. А на следующий день Берлин капитулировал. Когда об этом было объявлено, то салютовали все, кто из чего только мог. Палил в воздух и я. Ликование кругом царило такое, что никогда ни до того, ни после ничего подобного переживать мне не удавалось. Наверное, стоило воевать долгие годы, терять друзей и после ранений вновь вставать в строй для того, чтобы пережить огромную радость Победы! Счастье опьяняло: враг повержен, войне конец, будем жить!

Из сапёров в трактористы
В Берлине 11-й гвардейский Прикарпатско-Берлинский Краснознамённый и ордена Суворова 2-й степени танковый корпус стоял до осени. Перед воинами-победителями ставили новые, уже не боевые, но не менее ответственные задачи. Батальон саперов Кулясова занимался демонтажем электролампового завода, оборудование которого было отправлено в Белоруссию. Григорий Кулясов за участие в штурме немецкой столицы был награжден медалями «За взятие Берлина» и «За боевые заслуги». Вместе с орденом Отечественной войны и медалью «За победу над Германией» это была оценка ратных трудов сапера-фронтовика. Назначенный старшиной роты Г. Кулясов вместе со своей частью более полутора лет провел в Дрездене (11-й гвардейский танковый корпус преобразовали в 11-ю гвардейскую танковую дивизию) в составе ГСВГ. Демобилизовался гвардии старшина Кулясов лишь в феврале 1947 года.
23-летний ветеран окончил курсы механизаторов и более 40 лет проработал трактористом в деревне Куприяново Гороховецкого района. Там он в совершенстве освоил трактора ДТ-54 и ДТ-75, и в конце трудовой карьеры заведовал машинным двором. К своим фронтовым наградам Григорий Васильевич добавил орден Трудового Красного Знамени — высокую оценку его мирного труда. Во время одного из пожаров у ветерана погибли почти все его фронтовые фотографии, уничтоженными оказались и часть боевых наград. Но ветерану, как почти всем людям его поколения, был присущ особый оптимизм и жизнелюбие. Он воспитал внуков, дождался правнука. И очень любил песню на стихи Булата Окуджавы из известного кинофильма «Белорусский вокзал»: «От Курска и Орла война нас довела до самых вражеских ворот, такие, брат, дела…»
— Точно про меня написана! — всегда удивлялся старшина в отставке Кулясов. — И дальше — тоже как будто про нас: «Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим». И впрямь порой не верится, что все случившееся со мной действительно было…

Николай ФРОЛОВ.