Трагедия в духе «Евгения Онегина»

В середине XIX столетия одним из наиболее состоятельных и почтенных семейств Владимирской губернии считались Алалыкины. Потомки старинного костромского рода, они, частью получив приданое, частью прикупив немало имений в нескольких уездах Владимирского края, прочно обосновались на новом месте, занимая посты предводителей, судей, исправников и депутатов губернского дворянского собрания. Среди четырёх братьев Алалыкиных особым уважением пользовался Алексей Кузьмич — отставной майор Павлоградского гусарского полка (именно в этот полк писатель Лев Толстой «определил» молодого графа Ростова), в молодости — участник наполеоновских войн.

Вера, Надежда, Любовь и Софья

Женатый на барышне из известной фамилии Васильчиковых, старый майор являлся главой большого семейства. Вместе с его дочерями воспитывались и племянницы: Вера, Надежда и Любовь. Софья тоже имелась. Она приходилась Вере, Надежде и Любови — двоюродной сестрицей, притом, самой умной и рассудительной.

Девицы учились музицировать, петь и вышивать, умели читать и писать по-французски, перечитали все романы и стихи из батюшкиной библиотеки и с нетерпением ждали Рождества. На святках в зале Дворянского собрания во Владимире давался ежегодный бал, на который съезжались все сливки местного ^ общества. Кадрили, мазурки и экосезы давали отличный шанс юным прелестницам и себя показать, и погалопировать на вощёном паркете с самыми заманчивыми кавалерами.

В январе 1857 года бал оказался особенный. Незадолго перед тем окончилась продолжавшаяся 3 года Крымская война, в губернию вернулись офицеры из Севастополя и с Кавказа, из завершивших длительный поход дружин Владимирского ополчения. Поэтому ощущение праздника в канун очередного дворянского бала было тогда особенно велико.

Из сестёр Вера к тому времени уже считалась не первой молодости. Ей было за 25 — по тогдашним меркам почти старая дева. Но, увлекающаяся натура, она, как ей и полагалось по имени, верила, что её принц обязательно встретится. Правда, в последнее время Вера всё чаще оглядывалась на младших сестёр с какой-то неосознанной до конца завистью.

Любовь, которой только что исполнилось 20, разумеется, любила. Избранником был молодой дворянин Сергей Хоненев — её ровесник, потомок одной из родовитейших и богатых фамилий, отвечавший Любочке Алалыкиной пылкой взаимностью. Ожидалось, что в ближайшее время последует официальная помолвка этой красивой пары.

Надежда, самая младшая, которую только что начали «вывозить» в свет, чуть ревновала любимую сестру к её жениху и, само собой, надеялась, что её счастье ещё впереди.

А Софья, их двоюродная сестра, была не только ровесница Любы и даже очень на неё похожа, но, как уже говорилось, по праву считалась самой умной и рассудительной. Амуры и романы её мало трогали. Она большую часть времени помогала тётке по хозяйству, её уже слушала и боялась вся многочисленная дворня, а управляющий трепетал перед молодой барышней, пожалуй, даже больше, чем перед старой барыней.

Герой Севастополя

Если три сестры преимущественно грезили о женихах, то Софья дружила со своим кузеном Александром. Сандро, как его называли в светских гостиных, был серьёзным и умным юношей — под стать юной родственнице, с которой его связывала чистая дружба брата и сестры. Он служил военным сапёром. Но в 1854 году молодого офицера отправили защищать Севастополь. Там он вскоре возглавил сапёрные работы на 4-м бастионе — одном из самых опасных мест обороны. За отвагу и мужество поручик Алалыкин за год, проведённый на войне, получил два боевых ордена, чин штабс-капитана и должность старшего сапёрного офицера. Однако в августе 1855-го он был сражён осколком бомбы. Горе родни оказалось безмерно, но больше всех переживала Софья, хотя и старалась не показывать этого прилюдно.

Бал

Незадолго до рождественских праздников 1857 года она получила письмо от сослуживца и тезки погибшего Александра поручика Александра Манькова — сына бывшего вязниковского судьи, героя Отечественной войны 1812 года капитана Петра Афанасьевича Манькова, который дружил с её отцом. Александр Маньков тоже защищал Севастополь, был ранен и контужен, получил два ордена. Он был тезкой и приятелем Алалыкина, и хотел передать Софье неотправленное письмо к ней, найденное в бумагах убитого, а также несколько вещей покойного на память. Вместе с уволенным в отставку штабс-ротмистром Дмитрием Гейцыгом, возвращавшимся в свое имение в Меленковском уезде, Маньков прибыл из армии в отпуск и назначил Софье встречу на рождественском бале.

Там же должно было состояться и свиданье Любови с Сергеем. Как в плохой пьесе, это обстоятельство стало причиной трагедии. Вера случайно прочитала письмо Манькова Софье. Она решила подшутить. Когда Маньков уединился с Софи в одной из боковых комнат, старшая сестра сообщила младшей Наденьке, что, мол, Люба изменила своей привязанности с приезжим офицером. В неверном пламени свечей в полутёмной зале девушке издали показалось, что с военным беседует действительно Любовь — с Софьей сестра была очень схожа.

Надежда бросилась отыскивать Хоненева. На беду Любовь опоздала на бал, задержавшись из-за неготового вовремя платья. Сергей, узнав от сестры своей возлюбленной о случившемся, в гневе и ревности стал искать встречи, как он считал, с заезжим Дон Жуаном. На беду Люба в это время приехала в Собрание, и нос к носу столкнулась с Софьей и Маньковым, которые уже раскланивались. Софья представила сестру поручику. Когда тот склонился в светском поклоне перед молодой девушкой, появился Хоненев. Увидев офицера рядом со своей пассией, молодой человек, пребывая в заблуждении после слов Надежды, вспылил и дал Манькову пощёчину.

Вязниковский Онегин

«История» на бале стала главной новостью не только вечера, но и следующего дня. Свидетелей случившегося было множество. Поэтому вязниковцу Манькову ничего не оставалось делать, как послать вызов своему обидчику. К тому же уланский штабс-ротмистр Гейцыг, слывший знатоком неписаного кодекса чести, считал, что примирение ни в коем случае невозможно.

Перед дуэлью все недоразумение выяснилось в полной мере. Но, словно герои пушкинского «Евгения Онегина», Маньков и Хоненев, выполняя условности светского общества, стрелялись. Нечего и говорить, что боевой офицер, герой-севастополец обращался с пистолетом куда сноровистее, нежели никогда не состоявший в военной службе соперник. Хоненев был смертельно ранен, и вскоре его погребли на кладбище погоста Спас-Беседа неподалеку от Судогды. В приходе именно этого погоста находилось имение погибшего — сельцо Лобаново. Сегодня от могилы несчастного влюбленного не осталось и следа, хотя сам храм является действующим.

А Маньков, отсидевший почти месяц на гарнизонной гауптвахте, отправился назад в полк. Спустя пару лет он подал в отставку, после чего вернулся в Вязники и потом занимал высокие посты в губернском земстве, прожив ещё долгих 34 года после рокового поединка.

Вера так никогда и не вышла замуж. Всю жизнь она корила себя в столь неудачной шутке, которая привела к кровавой развязке, и носила траур по Хоненеву и по… сестре! Потрясенная случившимся, Любовь вскоре умерла от скоротечной чахотки. Судьба Надежды остается неизвестной. После смерти сестры она не пожелала оставаться в родительском доме, уехала к родственникам в Москву, и там её следы затерялись. И только Софья, чьё имя означает мудрость, благополучно вышла замуж за офицера-артиллериста. Родив несколько детей, она скончалась в возрасте 42-х лет в 1878 году, и была погребена в одном из монастырей первопрестольной.

Так один за другим покинули этот свет все герои этой истории. Лишь в старинных фолиантах, куда по традиции записывались все члены семей губернского дворянства и которые сегодня бережно хранятся в областном архиве, в разделе под литерой «А» под фамилией «Алалыкины» ещё можно прочитать выцветшие от времени слова: «Вера, Надежда, Любовь» и чуть ниже — «Софья». А имя и фамилия отца Александра Манькова выбиты на памятнике вязниковцам — героям Бородинского сражения на старом Покровском кладбище города Вязники.

Николай ФРОЛОВ.

На фото:
1. Губернский бал. Рисунки художников XIX столетия.
2. Здание губернского дворянского собрания во Владимире — ныне Дом офицеров