«Белые вороны» и их крест

Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень…
(«Евгений Онегин», А.С. Пушкин)

Эта история призвана стать противовесом многим рассказам о современных «батюшках в рясе, заправленной в джинсы» и разговорам о духовенстве в стиле «сейчас не так, как было раньше». Не будем отрицать, что есть такие священнослужители, своим поведением дающие повод к подобным разговорам и анекдотам, однако и в далёком прошлом встречались среди лиц духовного звания эдакие «белые вороны».

…Определенный карьерный рост все же предвиделся
В январе 1855 года в вязниковское село Пировы Городищи к церкви преподобного Сергия Радонежского из числа послушников Флорищевой пустыни, что в Гороховецком уезде, был определён пономарём Алексей Тимофеевич Сперанский. Появление его в селе не было случайным. Его отец служил здесь дьячком, и Пировы Городищи были малой родиной для вчерашнего послушника, исключённого из высшего отделения Владимирского духовного училища. Возможно, в своё время и строились прожекты о получении священнического сана, но со временем они улетучились — для сына бедного сельского причетника сии планы были практически неосуществимы. Впрочем, определённый карьерный рост всё же предвиделся и спустя 9 лет 31-летний пономарь Сперанский достиг папиных высот — епископом Владимирским и Суздальским Иустином (Михайловым) он был рукоположен в дьякона.

Служение в храме никогда не было обременительным для Алексея Тимофеевича. С малых лет он прислуживал в Сергиевской церкви и сейчас не тяготился своей должностью, перемежая хлопоты по службе с делами домашними. Поведения был хорошего, взысканий не имел, как, впрочем, и наградами епархиальным начальством не удостаивался. В 1872 году Алексей Сперанский Вязниковским земством был назначен волостным оспопрививателем, что в какой-то степени выделяло его среди собратьев-причетников. Реформа духовенства 1873 года переименовала Алексея Тимофеевича во псаломщика, но ничем не изменила его обязанностей. Он по-прежнему участвовал во всех богослужениях — исправно читал и пел на клиросе, да и ведение церковных и приходских ведомостей также оставалось на нём. Даже вменявшаяся ранее и недавно упразднённая забота о чистоте храма оставалась на плечах его.

Новый батюшка с хорошим послужным списком
В конце декабря 1879 года — в самый праздник Рождества Христова — епископом Владимирским и Суздальским Феогностом (Лебедевым) к церкви Пировых Городищ был рукоположен во священника Иван Львович Никологорский. До этого студент Владимирской духовной семинарии (примечательно, что лишь по окончании семинарии её выпускники получали звание студента) Иван Никологорский шесть лет исправлял должность учителя и законоучителя при сельской школе питомцев Императорского Московского Воспитательного Дома. Последние три года — до самого своего определения в вязниковское село — Иван Львович состоял учителем-наблюдателем над девятью школами «на правах помощника инспектора сельских школ». Всё это время он исправно почти каждый год получал так называемые именные награды, и последняя выражалась пожалованием ста рублей. Словом, водились деньжата у молодого священника. К примеру, тот же псаломщик за службу в храме такие деньги получал за год, да и то не всегда и не везде.

К моменту назначения в Пировы Городищи 28-летнего Ивана Никологорского Алексею Сперанскому было уже 56 лет. Без малого четверть века прослужил здесь… Он очень любил место своего служения, стал неотъемлемой частью каменной сельской церквушки, сроднился с ней, не без основания считал своей и, по большому счёту, так оно и было на самом деле.

С появлением нового священника — молодого, резвого, деятельного, но и спесивого, местами заносчивого, не терпящего возражений — сразу всё нарушилось. Устанавливая какие-то свои новые порядки, постоянно делая замечания псаломщику Сперанскому, невзирая на его уже приличные годы, о. Иоанн Никологорский возбудил неприязнь в сердце Алексея Тимофеевича, которая вскорости переросла в горячую нелюбовь. И если поначалу все замечания и заносы иерея Алексей Тимофеевич принимал как и положено — со смирением, то в дальнейшем на придирки отца Иоанна Сперанский всё чаще одаривал того колючим взглядом исподлобья.

А между тем, Иван Львович был на хорошем счету у епархиального начальства. «Поведения хорошего» — так значилось в послужном списке. Усердно проповедует Слово Божие у себя в приходе и даже ходит в Вязники (6 вёрст в один конец!) участвовать в публичных народных чтениях, за что регулярно получает благодарности от братства святого Александра Невского.

Однако была, что называется, и обратная сторона медали. Стал замечать псаломщик Сперанский, что при разделе священником причтовых доходов на его долю приходится гораздо меньше, нежели в прошлые годы. И под хмельком отец Иоанн не брезговал появляться посередь бела дня!.. И вот уже осмелел причетника, нет-нет, да и скажет в ответ грубость какую своему священнику. Поначалу тихо, под нос себе прошепчет, а потом и громче, отчётливее стал перечить, а то и поругивать Ивана Львовича.

В сельской церкви белым днём…
Почти пять лет минуло за придирками и препирательствами, пока, наконец, не столкнулись эти две критические массы. В один из летних дней 1885 года на очередное замечание о. Ивана псаломщика Сперанского будто прорвало. Вполне недвусмысленно он дал понять, что не желает более терпеть выпады нахального настоятеля, при этом обильно пересыпая своё изъяснение не вполне приличными эпитетами в адрес оппонента. Реакция Ивана Львовича была незамедлительной: схватив за волосы причетника, он начал таскать бунтаря по полу, словно куклу, передразнивая его недавние слова. И, может, быть бы Алексею Тимофеевичу битым, да разняли служителей Божиих прихожане, ведь произошло всё это не где-нибудь, а в сельской церкви белым днём!

Не мудрено, что об инциденте в храме стало известно в консистории с епископом Феогностом во главе. Последовавшее расследование показало, что ни правых, ни виноватых в сём конфликте нет и оба заслуживают наказания. В августе того же 1885 года Владимирская консистория своим указом псаломщика Алексея Сперанского «за то, что в обращении со Священником бывал груб, дерзок и не уступчив, и обзывал Священника ругательными словами» был определён на месяц в труды в Никольский монастырь Гороховца. Тем же указом священник Иван Никологорский «за то, что глумился над причетником, передразнивая его в церкви, таскал за волосы, поощрял к тому же крестьян, и часть доходов обращал не справедливо в свою пользу» был выслан в вязниковский Благовещенский монастырь на три недели. При этом обоим было «строго внушено», что будут удалены от места своего служения, если впредь будут жить «не мирно».

Каждому — свой крест
На том противостояние священника и псаломщика прекратилось. По крайней мере, внешне. Ещё долгих 14 лет они бок о бок стояли у алтаря Сергиевского храма в Пировых Городищах. В конце 1891 года пировский настоятель ещё раз побывал в вязниковском монастыре — теперь его отправили в обитель уже на месяц «за нетрезвость и неисправность по службе». А в 1899 году оба служителя были определены «в заштат». Впрочем, почти сразу они снова были назначены к новым местам служения в разные концы губернии. Псаломщик — в Гороховецкий уезд, а священник — в Юрьевский. Скорее всего, они более не виделись.

Спустя год Алексей Сперанский вернулся в родное село, окончательно уйдя на покой. А Иван Львович Никологорский, несмотря на своё пристрастие к горячительным напиткам (именно из-за него священник лишился места в Пировых Городищах), продолжал своё служение и в 1908 году из юрьевского села Иналово был перемещён в Ковровский уезд — в погост Нередичи. Там он служил до самого выхода за штат в 1918 году.
Справедливости ради следует отметить, что когда с приходом к власти большевиков в Нередичах стало некому служить, 77-летний священник снова стал к алтарю тамошней церкви, не убоявшись расправы хозяев положения. Именно в таком качестве он упоминается в последний раз в 1927 году.

Владимир УШАКОВ.