Русский Французов

Во Владимире в центральном выставочном зале прошла выставка владимирского художника Бориса Федоровича Французова. Несмотря на «французскую» фамилию по глубинной сути своего творчества – это чисто русский художник. Он родился в Камешковском районе в деревне Заречье, годы ученичества связывают его со Мстерой, с художественным училищем им. Модорова. Вне сомнения, что у каждого художника есть свой гений или творящее начало. Что же сотворил гений Французова?
Для начала надо сказать, что этот уникальный художник поднял на недосягаемую высоту искусство офорта, гравюры и в конечном итоге создал новый вид графики – графическую картину. И все-таки не это главное. Серьезные, солидные критики отмечают, что художник Борис Французов в своих графических работах отразил гармонию русского мира во всей его полноте.
Чтобы понять художника, нужно полюбить его, проникнуть в его душу. Два года назад, также весной в Детской школе искусств, в самом центре Владимира, проходила выставка Бориса Французова. Не знаю, почему, но меня до спазм в горле тронули небольшие акварельки, скромно помещенные отдельно, как бы в сторонке. На них были изображены простые предметы: березовое полешко и две луковки рядом, просфора на развернутой красной бумаге, кусочки дерева, замысловатой формы. В чем причина такого воздействия? Я терялся в догадках. Поделился впечатлением с женщиной, которую я принял за смотрительницу зала. Она оказалась вдовой художника Юлией Николаевной Французовой. Оказывается, все эти рисунки были сделаны Борисом Федоровичем в больнице, в последние дни жизни Мастера. В этих небольших рисунках – последний взгляд художника на мир, тайна его постижения, может быть, прозрение или завещание ищущим новых путей в искусстве художникам – объяснить невозможно.
Вот с этих небольших последних его акварелек и начался для меня Борис Французов, художник, сказавший новое слово в искусстве. В чем же оно? Допустим, мы видели и знаем картину известного художника, помним ее цветовую гамму, поэтому, видя в книге или альбоме ее черно-белую репродукцию, без труда восстанавливаем в памяти весь ее колористический облик. Это хлебная нива — желтая, деревья — зеленые, небо — голубое. «Краска, цвет, — приходилось слышать от художника Бориса Михайловича Вифлеемского, — это эмоция. Линия – мысль».
И вот мы подходим к графической картине Бориса Французова. Два цвета – черный и белый в арсенале художника-графика, но вот здесь-то и начинается работа мысли. Зрителю, особенно если он житель средней полосы, да еще не оторван корнями от родной почвы, легко восстановить в своем воображении (это происходит мгновенно и как бы само собой) всю цветовую гамму изображенного на картине.
Но это не самоцель. С помощью линии, штриха художник создает картину мира русской деревни во всей ее завершенности. Вот одна из работ «Стог в ненастье» (1986 г.). Припорошенный снегом стог стоит на краю деревни. Ветер пытается задирать края сенных пластов, шевелит их. Они змеятся, но стог стоит крепко, потому что сложен умелыми крестьянскими руками. Небо – в серой мгле, на дворе ненастье. Но дома справа на заднем плане хранят покой. Пусть зима катит в глаза, сено запасено, скотина в теплых хлевах. Крепок еще деревенский мир. Вот общий настрой картины.
Двумя годами позже художник возвращается к сходному сюжету, развивает его. Картина называется «Скирды в поле». Здесь передний план отдан заснеженной луговине. Снег лежит не ровным покровом, а передан волнистыми линиями, создавая некое ритмическое напряжение. Слева, в глубине картины, видны маленькие домики деревни, небо над ней зачернено плотной штриховкой – зимняя ночь или вечер. Но сквозь мглу облаков пробивается яркий свет луны. Он освещает поле, две скирды, отбрасывающие короткие тени. Поле, зима, ночь. Есть небольшое чувство тревоги, но нет ощущения заброшенности, одиночества.
Исследователи творчества Бориса Французова отмечают, что до него графика не рассматривалась как отдельный вид изобразительного искусства. Но Борис Французов, как было сказано, создал особый жанр – графическую картину. После него уничижающие графику определения, как прикладного, второстепенного вида искусства отпали сами собой.
Действительно, графические картины Бориса Французова проработаны до последнего штриха – ни одного ни убавить, ни прибавить нельзя, каждая линия продумана, уместна. В каждую картину Бориса Французова хочется подолгу всматриваться, она согревает душу теплом, освещает нематериальным светом. Даже по одним названиям можно догадаться о содержании картин: «Перед дождем», «Светлая осень», «Весенняя распутица», «Вечер после дождей». Французов, как и многие художники-пейзажисты, любит переходные состояния природы. Здесь больше динамизма, напряженности, ожидания перемен.
У Бориса Французова есть и акварели, цветные гуаши, в последние годы он серьезно хотел заняться станковой живописью, но вершин в изобразительном искусстве он достиг работая в черно-белой графике. Здесь он поставил планку на предельно возможную высоту, и его гений, помноженный на труд, помог ему ее преодолеть.
Писатель Владимир Крупин так описывает свое состояние от просмотра картин Бориса Французова в его мастерской: «Немота снизошла, как милосердие. Отзывы огрубили бы состояние, которое, благодаря зрению, возникло в душе. Этих работ не было в мире до Бориса Французова. В каждую хотелось уйти и там жить. Это было такое родное – просторы, грусть предзимья, загадочная запутанность веток, избы, далекое солнце, снега, склоны оврагов, вода, земля и все время небо и небо. Как он смог, вернее сказать, как возлюбил Бориса Господь, что дал ему талант молитвы посредством белого листа, слова на котором – штрихи, линии, пятна, тени и полутени. Именно молитва. Мы же в молитве не актерствуем, не играем голосом, главное в молитве – искренность нашего моления к Богу, благодарение». К этому вряд ли что можно добавить.
Существует нравственное табу: нельзя сравнивать одного в ущерб другому, но, видимо, этот запрет придется нарушить. В каталоге IX Всероссийской художественной выставки есть небольшой раздел «Графика». Одна из помещенных там работ называется «Троице-Сергиев Посад» из серии «По Подмосковью» художника Р. Несколько деревьев с шаровидными кронами, небрежной линией нацарапанный контур храма, бледная, несуразная лошадь в центре композиции. И это все, что хотел сказать нам график о граде преподобного Сергия Радонежского.
Но стоит взглянуть на картину Бориса Французова «Муром», как чувствуешь разницу к подходу, к манере исполнения у двух этих разных по стилю и технике художников, понимаешь, что такое проработка картины. Не стремясь к фотографической точности, Борис Французов воссоздает уголок Мурома с его монастырем 17 века, старенькими деревянными домами, палисадниками с сиренью, разросшимися деревьями монастырского сада. Каждая деталь картины вызывает какую-то ассоциацию, рождается волнение, оттого что начинает казаться, что ты сам поднимаешься по этой улочке древнего города. Странное совпадение, но оба этих художника – ровесники.
Вот что писал о принципах работы Французова Заслуженный художник России Владимир Рузин: «Он призывал смотреть и рисовать с позиции любви, прививал умение видеть красоту и наслаждаться ею в природе. Внимательное любование, всматривание в натуру опиралось на восприятие особой, условно говоря, «французовской» красоты, раскрывающейся через массу подробностей, сгармонированных в целое деталей, тонких нюансов. Он говорил: «Зачем рисовать дерево, как шарик, если у него столько красивых веточек, листочков, сучков?»». А вот свидетельство народного художника России Сергея Харламова: «Работал он много, плодотворно и постоянно. Его офорты удивительно тонки по звучанию и изысканны. Каждый лист, как некая драгоценность, которую страшно брать в руки: как бы сказочное видение не исчезло, не растворилось на глазах». Таких высказываний коллег-художников можно привести немало. На выставке можно увидеть также портретные зарисовки, сделанные, как говорится, «быстрым» карандашом. Среди этих портретных зарисовок, на которых в основном коллеги-художники, один, профильный, очень напоминает Бориса Симонова. Скорее всего, что так и есть, и запечатлел его художник в один из своих приездов в Вязники.
Ведь круг его знакомых был обширен. Вот что вспоминает библиофил Авенир Авдошин: «Книги были страстью Бориса. В поисках нужной книги мы колесили по магазинам во Владимире, ездили в Ковров, где проживал знаменитый старый книжник Я.Я. Жаренов; в Вязники, к какому-то знакомому Бориса…».
На этом можно и прерваться, но при первом удобном случае к французовской теме можно вернуться снова.

Сергей АПОСТОЛОВ.