Фронт и тыл Льва Аносова

Москвич Лев Аносов ушел на фронт добровольцем, был связистом, дошел до Германии, закончил факультет переводчиков МГПИИЯ им. Мориса Тореза, женился на итальянке и всю жизнь живет в тихих Вязниках…
— Можно мы рядом ляжем? – улыбаясь, спросили две девушки. Солдат Лев Аносов поначалу опешил. Не каждый день на войне услышишь такое, но посмотрел вокруг и подвинулся: вокзал был большой, а места на полу уже не осталось. Разбитый, наспех латаный досками и камуфляжным брезентом вокзал Смоленска имел стены и часть крыши, но спасал от холода: в углах топились «буржуйки». Девчонки прижались, греются. Лежит двадцатилетний связист, еле дыша от странных чувств….
До Смоленска он не спал двое суток, догоняя свою часть, – отпуск домой в Москву дали после контузии, как раз подоспел к матери новый 1944 год встречать. Мало пришлось поспать дома. И сейчас, с соседками на полу смоленского вокзала, видно, не сразу придется уснуть. Нет, однако, язык мало-помалу начал заплетаться, и уснул солдат благополучно, а когда проснулся, девушек и след простыл – одни воспоминания на всю жизнь, как повод для рассказа. Может это сон был? Думать некогда, надо догонять свою часть…
Льва Ивановича Аносова хорошо знают в Вязниках. Знают как краеведа, как учителя и директора школы. Он сам по себе – история, но знают его больше как зятя легендарной Матильды Комолло-Торре-Горелли, водрузившей 1 мая 1924 года вместе с подругой по борьбе Камиллой Раверой и её братом Красное знамя над Турином. Он не в обиде, что почти в каждой публикации о семье Аносовых главными героями оказываются его жена и теща. А чего обижаться, когда «они заслуживают этого за свои долгие мыканья по миру и страдания», — говорит Лев Иванович.
— Матильда Секондовна, – рассказывает он, — только подумать какую жизнь прожила! От Турина до Вязников! В 1924-ом еще при фашистах знамя над Турином водрузила, потом бежала во Францию, держала под Парижем явочную квартиру для антифашистской группы Пальмиро Тольятти, вышла замуж за Альдо Горелли, соратника по антифашистской борьбе, активиста Коминтерна, который вместе с Луиджи Лонго создавал в 1919-ом итальянский комсомол. В Брюсселе от этого брака дочь Мила в 1927-ом родилась – моя будущая жена. В 1930-ом они всей семьей и маленьким сыном Тольятти бежали в СССР.
В 1937-ом арестовали и расстреляли отца Милы – Альдо Горелли, потом – война… Они работали переводчиками в лагере на станции Рада, а затем в Суздальском лагере для военнопленных. Потом – учеба Милы в Ивановском сельхозинституте и направление в Вязники…
Вот сколько всего! Не каждый человек может достойно все это пережить, не сломаться и не озлобиться.
В этом беглом экскурсе в семейную историю Лев Иванович опустил свою встречу с Милой Горелли. Студент-москвич переводческого факультета МГПИИЯ им. Мориса Тореза через знакомых для тренировки языкового навыка познакомился с итальянкой, студенткой из Иванова: как дочь репрессированного она не могла поступать в московские ВУЗы, а позднее и не пожалела об этом, всю жизнь вспоминая подруг по общежитию и однокурсниц в Иванове. Заочные переводы с итальянского закончились для студентов Льва и Милы очными встречами и браком. Счастливым браком с 1952 года до лета 2008 года, когда Милы Альдовны не стало.
Эту историю с большими или меньшими деталями в общем-то знают в Вязниках почти все, а вот Льва Ивановича Аносова почти никто не знает как фронтовика. За краеведческими делами, за исследованиями семейных преданий об антифашисткой борьбе в Италии, как бы скрылись его фронтовые дороги. А там есть что вспомнить, и есть о чем рассказать тем, кто о войне знает теперь только из лихих фильмов-боевиков.
— События в январе и феврале, проходившие в местах, куда я попал на фронт, — вспоминает Лев Иванович, — на линии Острогожск, Россошь были жаркими: поля и овраги усеяны трупами – это первое, что мы увидели, когда прибыли пополнением в свою часть. Красноармейцы лежали в десятке шагов друг от друга с оружием, чуть дальше, в овраге – немцы, венгры с меховыми ранцами и штык-ножами. Кругом – кучи разного оружия и боеприпасов. Чтобы очистить участок под трассу линии связи, приходилось использовать немецкие гранаты с длинными деревянными ручками и шнурами. Как-то наткнулись на фашистский штаб. К нему нас привели разноцветные кабели в целлулоидной обмотке. Мы использовали трофеи, но не очень их жаловали: немцы применяли стальную проволоку, которая плохо прикручивалась к клеммам. А вот что действительно у немцев было хорошим, так это когти. На немецких очень легких когтях можно было легко забираться на столбы большой высоты разной толщины.
Часто приходилось и под бомбежки попадать, и работать порой в тяжелейших условиях. Так было, скажем, когда ремонтно-восстановительный линейный батальон связи работал в белорусских болотах.
— Это было тяжелейшее время, работали по пояс в трясине, но случались и казусы, — говорит Лев Иванович.
Он не может без улыбки вспоминать, как его чуть СМЕРШ не арестовал. Юмор тут невелик: дело могло повернуться нешуточным боком. С этой фронтовой организацией шутки были плохи, её изначально создавали на «опережающее устрашение» и название придумали соответствующее.
Рассказывают, что лингвисты долго ломали голову в начале 1943-го над аббревиатурой нового секретного подразделения ОГПУ-НКВД. Название должно было наводить ужас уже самим созвучием, поскольку речь шла о вербовке и заброске шпионов. И это удалось. До сих пор буквосочетание СМЕРШ, что означает «Смерть шпионам!», звучит зловеще. И.В. Сталин предложил это имя на одном из совещаний.
Дело было в Белоруссии. Рядового Льва Аносова назначили старшим по маркировке готовой линии связи главного командования между населенными пунктами Барано-вичи – Брест. Часть Льва Аносова капитально обустраивала линии связи на столбах после освобождения территории. Маркировка – это измерение на местности пролетов по 50 метров между столбами.
Пешком, по болоту идут двое солдат, измеряя километр за километром линию. В тот день припозднились: река на пути попалась, и 50-метровая отметка приходилась аккурат по её середине, а следующая попадала на трясину вдоль берега. А как точно замеришь по реке и болоту, обходя по поваленным деревьям, перебрасывая разметочный шнур с берега на берег? Вот и припозднились.
Освободились ближе к вечеру, все свернули, можно было возвращаться в Ивацевичи.
— Мы с моим напарником с солдатиком по фамилии Будко, как сейчас помню, пошли в часть через болото. Стемнело, немного, видимо, сбились, набрели на хутор, постучались в дом. Хозяин пустил нас переночевать. Поставили мы винтовки у изголовья и легли. Хозяин оказался радушным, отдал нам лучшее – внизу перина и сверху перина, тепло…
А в это время местные леса кишели немецкими холуями, которые не знали, что им делать: немцы не всех с собой забирали, а оставаться на земле, которую продал с потрохами, было страшно, вот они и скрывались по лесам в надежде, что фашисты вернутся. Конечно, и СМЕРШ не дремал.
Проснулись мы от громкого окрика: «Встать!». Не пойму спросонья ничего. Яркий свет в лицо, и дуло на меня смотрит…
Оказывается, хозяин успел доложить о подозрительных людях с оружием в его хате. Как хорошо, что у меня в кармане гимнастерки была командировка, (специально для таких случаев выписывали). Частенько их не брали с собой: а, мол, подумаешь, кому она нужна, эта бумажка?! А вот, поди ж ты, спасла нас тогда «бумажка-то» — командировочное удостоверение, где было указано, куда и зачем мы направились.
Приходим в Ивацевичи, а ребята хохочут. Они уже наслышаны о нашем приключении, спрашивают: «Ну, мягко было? Поспали на перинах?» Видимо лейтенант со СМЕРШа обрисовал в подробностях нашу ночевку.
Другая история чуть не закончилась трагически. На попутных возвращались в Ивацевичи. Налетели бомбардировщики, разбомбили линию связи, а истребители стали гоняться за машинами. Чудом шоферу «Студебекера», в кузове которого был Лев Аносов, удалось избежать трагедии. Он сумел так петлять по болотным кочкам, что истребитель отстал-таки.
Сколько этих историй вспоминает фронтовик в канун праздника! Не счесть…
(Окончание следует)

Наталья ЦЫПЛЕВА,
студентка Литературного института им. А.М. Горького.