Сны о Ленинграде

Это даже не сны, а какие-то видения, предчувствия, которые беспокоили Генриетту Ивановну Сидорову во время поиска родных в конце 70-х годов. Она почему-то была уверена, что ее отец – военный, хоть и не знала, где он и что с ним, что близких родственников нужно искать где-то на северо-западе, возможно, в Прибалтике. Все это интуитивно, на уровне подсознания.
Она едва помнит, как ее привезли в Вязники с партией таких же, как она, ленинградских детей – полуживых, переживших не ужас даже, ад. В детском сознании осталось видение вздыбленного от взрыва немецкой бомбы идущего впереди парома – детей переправляли в тыл по Ладоге, гул самолетов и свист бомб. И больше ничего.
Маленькой Генриетте шел тогда шестой годик. Ее полуживую нашла соседка на груди мертвой матери в мае 1943 года в их ленинградской квартире. Девочку отдали в детдом, потом отправили в эвакуацию.
Следующая вспышка сознания – больница водников, большая кварцевая лампа: слабых, рахитичных детей облучал целебным светом добрый доктор Федор Венедиктович Булгаков. Затем дом ребенка, который находился в Ярцеве (здание сохранилось и поныне). Но сколько-нибудь заметного следа он в ее памяти оставить не успел.
Ее забрали в свою семью жители улицы Ремесленной (ныне Фейгина) Иван Петрович и Мария Васильевна Афонины. До нее у них уже была ленинградская девочка Валя, но у нее в конце войны нашелся отец, и ее готовили к отправке в Ленинград. Однако у отца что-то не складывалось первое время, и он не торопился забирать дочь. Бездетные Афонины привыкли уже к ребенку в доме, и им предложили взять Генриетту, а коль скоро Валю отец пока не забирал, она тоже возвратилась в дом к новым родителям. Так они и воспитывали двух девочек из Ленинграда.
Поскольку имя «Генриетта» было вышито у девочки на переднике, а о ее семье ничего не было известно, отчество она получила от Ивана Петровича и стала Генриеттой Ивановной. Глава семьи работал в ОРСе пристани «Вязники», его супруга хозяйничала дома. У Афониных была своя земля – огород и несколько участков в пойме Клязьмы. Тогда ведь все трудились. Девочки подросли и тоже включились в домашние дела: грядки пололи и поливали, картошку окучивали, на рынок корзины с помидорами и яблоками таскали, в сенокосе помогали, дрова пилили. Генриетта, жалея больное сердце отца, даже дрова колола. И поднялись девчонки, выправились.
Училась Генриетта в школе № 3, училась хорошо, дружила с точными науками, особенно с математикой. Были и способности, и желание учиться дальше, но родители были уже пожилые, да и необходимых средств не оказалось, поэтому сразу после окончания школы начала работать бухгалтером в торге. С годами стала прекрасным специалистом, а когда уходила на пенсию, была награждена медалью «Ветеран труда».
Конечно, все эти годы Генриетта Ивановна пыталась найти родных, делала запросы, но все оказывалось тщетным. И регулярно слушала радиостанцию «Маяк», на которой была передача, аналог современной телевизионной «Жди меня». А в тот день она радио почему-то не слушала – трудилась в огороде. Её коллега по работе Фаина Ивановна Лбова в тот майский день тоже возилась с грядками, но репродуктор на подоконник поставила. На другой день, придя на работу, она спросила: «Слышала, что Анри Николаевич Рейко разыскивает сестру Генриетту?». «У меня волосы дыбом встали», – вспоминает Генриетта Ивановна.
Она уже знала, что ее подлинная фамилия Рейко, что людей с такой фамилией в Ленинграде нет. И все. И вот нашелся брат. Знающие люди подсказали, что надо обратиться в Красный Крест. Она написала письмо, указала свои данные. В конце июля 1981 года пришел ответ с фотокарточкой брата. Потом ещё пришло письмо с фотографией, на обороте которой был список членов их семьи. Как ей стало известно уже позже, ее отец Николай Антонович Рейко был военным, ушел на фронт и погиб в самом начале войны, мама работала главным бухгалтером на фабрике «Красный Октябрь». Брат после войны женился и жил с семьей в Таллине, и когда сестра приехала к нему, встреча была незабываемой.
Разговоров было много: брат рассказывал, что искал сестру по всем направлениям, по которым вывозили детей из блокадного Ленинграда, но почему-то Вязники оказались вне зоны его поиска, и почти уже совсем отчаявшись, он обратился на радиостанцию «Маяк», которая и помогла, хотя, если бы не коллега по работе, встречи могло бы и не быть. Но история сослагательного наклонения не имеет – что быть должно, то быть должно, как сказал поэт. По материнской линии у Анри и Генриетты Рейко в Ленинграде оказалось много родственников – двоюродных, троюродных братьев и сестер, а тетушка сразу же признала в Генриетте свою кровь: она и внешне напоминала мать, и манера носить шляпки, видимо, передалась по наследству. Да и профессию, если читатель обратил внимание, она тоже выбрала материнскую – стала бухгалтером. Родственники показали ей братскую могилу на Пискаревском кладбище, где похоронена мать, одну из самых первых появившихся здесь братских могил.
Несмотря на всю тяжесть воспоминаний, для Генриетты Ивановны это были счастливые дни: она обрела родных людей. И время то действительно было золотое: они с мужем ездили и в Таллин, и в Ленинград, брат приезжал в Вязники на свадьбу их дочери, и ленинградская родня также не раз успела побывать в Вязниках. Как-то родственники предложили ей попробовать восстановить свой статус жителя города на Неве. Но не тут-то было. По закону она должна прожить 10 лет в Ленинграде, и только после этого ее поставят в очередь на жилье. Остается только мечтать да видеть во сне свой любимый город, который один единственный такой. Но и Вязники тоже стали родными, здесь она нашла свою вторую малую родину, здесь все привязанности ее сердца.
В эти дни мы отмечаем прорыв и полное снятие блокады Ленинграда. И не было тогда, теперь уже 66 лет назад, для переживших ту блокаду ленинградцев, дней более светлых, более желанных.

Сергей АПОСТОЛОВ.