Юрий Поляков: «Глядя телевизор, порой чувствую национальный дискомфорт»

Одним из многочисленных гостей прошедшего 34-го Фатьяновского праздника поэзии и песни стал человек, чьё имя хорошо известно в среде серьёзного читателя и телезрителя. Впервые в Вязниках побывал писатель, драматург, журналист, главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков, книги которого в своё время стали настоящим откровением для человека советской эпохи. Проза Полякова переведена на многие языки ближнего и дальнего зарубежья, создано немало экранизаций. Самая интригующая часть сценария нашумевшего фильма С.Говорухина «Ворошиловский стрелок» также принадлежит его авторству. Ю.М.Поляков — сопредседатель Международного Литфонда, член Русского Пен-клуба, лауреат многих, в том числе и зарубежных, литературных премий. В 2005 году он был удостоен Госпремии в области литературы за сборник прозы «Небо падших».
Беседа с Юрием Михайловичем состоялась на берегу Клязьмы, недалеко от места, где воздвигнут крест в честь предков вязниковцев — воинов древнего Ярополча, сожжённого татарами в 1238 году. Писатель любовался природой и был погружён в размышления, но любезно согласился ответить на вопросы корреспондента.
— Юрий Михайлович, по традиции хочется начать наш разговор с вопроса, который обычно задаётся гостям Фатьяновского фестиваля. Нужны ли в наше время вообще такие патриотические праздники, которые вроде бы не совсем вписываются в излюбленный формат сегодняшнего дня?
— Мне кажется, что не просто нужны — они даже необходимы. Потому что надо же как-то противостоять попсе. Ведь всё-таки серьёзная песня опирается на серьёзную поэзию. Плохо то, что об этих интересных праздниках — литературных, музыкальных (их же по стране много проходит) мало кто знает, потому что центральные телеканалы их исключили. Это мне кажется неправильным. И даже удивительно, что сложившаяся система подобных праздников пережила 90-е годы, когда государство ушло абсолютно из средств культуры. Но это, видимо, благодаря местным усилиям. Традиционно руководство губернской России ближе к корневым традициям. Я ездил по стране в самый разгар 90-х годов, тогда слово «патриот» было ругательным. Когда в 1993-м году опубликовал в «Комсомольской правде» статью «Россия накануне патриотического бума», мне сказали — «Ты что — с ума сошёл? Какой патриотический бум?» Сегодня же о патриотизме серьёзно заговорили на уровне президента и правительства. И мне кажется, что очень важным звеном этой патриотической программы должно быть не вкладывание денег в какие-то концерты и наскоро придуманные акции — чем, в общем-то, и занимается у нас Министерство культуры, а именно в то, чтобы эти, уже ставшие традиционными, во многом тянущиеся из советской эпохи праздники сделать общенациональным достоянием. Они есть — надо только, чтобы об этом знали все. Будущее у праздника есть. За такие вещи надо бороться. Потому что, к сожалению, в нашей нынешней антиэлите людей, которым не нужен праздник Фатьянова, слишком много. Традиционная беда нашей России — ценности народа во многом не совпадают с ценностями элиты. И такие знаковые моменты, как праздники Фатьянова, — это лакмусовая бумажка. Скажи мне, как ты в качестве федерального чиновника к ним относишься — и я тебе скажу, кто ты и где находятся твои интересы.
Наша, журналистов, задача, я считаю (и «ЛГ» это делает постоянно), — отслеживать процесс. Мы поломали несколько приличных «малин» из-за того, что вовремя об этом написали. Пресса сейчас (конечно, не в той степени, что раньше, но всё же) начинает оказывать какое-то влияние. Был период, когда можно было написать всё, что угодно, про кого угодно — и ничего. Сейчас — какая-то реакция. По крайней мере, по нашим публикациям в «ЛГ» я это чувствую — когда после них были просто приняты конкретные меры. Например, мы подняли большой скандал, когда ТВ замолчало смерть Юрия Кузнецова, крупнейшего нашего поэта 2-й половины 20 века: мы указали телевизионным начальникам на то, чтобы в таких вопросах, как смерть и юбилей, свои политические симпатии и антипатии они лучше бы оставляли при себе. К фигуре общенационального значения надо относиться с уважением.
— Но сегодняшней прессе бывает достаточно трудно работать, как говорится, не наступая на горло собственной песне. Свою политику заставляют проводить владельцы, а те газеты, что более или менее независимы, в погоне за средствами к существованию зачастую вынуждены печатать совсем не то, что бы им хотелось.
— Думаю, что эти вопросы как-то всё-таки можно решить. «Литературная газета» нашла такой путь — мы стали издавать платные приложения, которые соответствуют нашему профилю. Например, вышло литприложение «Литературный резерв». Деньги мы нашли в партии «Справедливая Россия», обратившись буквально так: «Вы должны помочь молодым писателям». Есть какие-то возможности найти средства. Например, с правительством Московской области у нас есть совместный хороший проект под названием «Культурная реальность Подмосковья». Реализуя его, мы широко рассказываем и о поэтах Подмосковья, и о народных коллективах различного рода, и т.д. Это абсолютно в рамках нашей газеты, даже дополняет её и абсолютно не ощущается чем-то инородным.
— Юрий Михайлович, как Вы относитесь к популярному заявлению высокого уровня представителей самых разных сфер деятельности, что истинная культура укоренилась в провинции, а в Москве всё поставлено на поток?
— Это не совсем так, потому что традиционно наиболее значительные талантливые фигуры в литературе, в искусстве перебираются в Москву. Тот же Фатьянов, когда в Москву переехал, не отказался от своих корней, принципов — гражданских, эстетических. Москва всегда была городом достаточно высокоэклектичным — как всякая имперская столица. К сожалению, она переняла у Петербурга западническую ориентацию. Петербург был городом вненациональным — это беда любой имперской столицы. Именно поэтому у нас были и западники, и славянофилы. Это нормальный процесс. Только важно, чтобы ориентация на западные ценности не приводила к забвению родных корней, а с другой стороны — чтобы родные корни не превращались в изоляцию. Когда я высказываю свои претензии к Центральному телевидению, телевизионные руководители мне говорят: «Что вы к нам пристали: мы всего лишь зеркало». Я отвечаю: «Нет, никакое вы не зеркало. Вы — парадигма, которая формирует образ жизни». Сейчас на ТВ национальные мотивы, ценности, традиции находятся в угнетённом состоянии. Их мало настолько, что вот я, как человек с русским менталитетом (у меня обе ветви из Рязанской области), глядя телевизор, иногда чувствую своего рода национальный дискомфорт. То есть, я не вижу тех песен, которые по моему национальному мировосприятию мне нужны; тех стихов, тех фильмов, тех спектаклей.
— Может, они не нужны молодёжи?
— А что молодёжь? Её надо формировать в ценностях своей культуры. Молодёжь не то что это не любит — она этого просто не знает. Но я считаю, всё-таки, что нижнюю точку этого небрежения национальными традициями мы уже прошли. Вот уже и власть спохватилась -появилось послание президента, в котором впервые говорится много о культуре. К слову, хочу сказать, что 30 мая у нас было заседание совета по культуре при президенте, где очень много об этом говорилось. По моему, в частности, выступлению он дал несколько заданий — к примеру, в отношении создания государственного издательства, которое бы проводило государственное отношение к книге. Что-то всё же меняется. Меняется во власти, а у нас традиционно сформировалось так, что очень многое зависит от принятия решений наверху. Это может нравиться, может не нравиться, но так уж исторически сложилось.
— Юрий Михайлович, давайте поговорим о литературе. Есть ли сегодня, на ваш взгляд, достойные молодые писатели среди тех имён, которые периодически озвучивают СМИ (одно время на слуху было, к примеру, имя Ирины Денежкиной)? И как Вы относитесь к такому взгляду на премию Букера — книги тех авторов, что её получают, невозможно читать?..
— Так оно и есть. Денежкиной уже нет давно, как я это и предсказывал — это было на один-два года. У нас есть сейчас хорошие писатели — например, Захар Прилепин. Очень приличный молодой автор. Но, к сожалению (об этом я пишу в статьях, говорю на ТВ), у нас все премиальные фонды, жюри премиальные сформированы из людей, которые в лучшем случае равнодушны к национальной культуре, в худшем — враждебны. Учредили вот премию «Большая книга» — да, действительно, премиальный фонд огромный. Нельзя сказать, что люди, которым даются эти премии, неталантливы, графоманы, но они представляют в литературе узкий сектор такой направленности, как постмодернизм или вненациональная литература, равнодушная к социальной и национальной проблематике. В сфере же интересов наших премиальных фондов они составляют уже не узкий сектор, а все 360 градусов. И проблема не в том, что премии получают авторы книг, которые читать не будут, а в том, что только они их и получают. И это очень плохо действует на молодых, которые вдруг начинают думать, что вот это и есть литература, какую надо писать. И многие молодые, у которых совершенно другой голос, совершенно другой затёс стилевой, начинают себя ломать под эту постмодернистскую литературу, которая уже давно никому не интересна. Если взять лауреатов Букера, то практически ни один из них прилично не разошёлся — за редким исключением. То есть, это всё книги, которые легли на складах. Никто уже не помнит, кто был лауреатами. Лауреатов наших Ленинских, Государственных премий все знали. Не было такого, что когда говорили, что «вот такой-то Госпремию получил», в ответ звучал вопрос: «А кто это?» Потому что человек, более-менее интересующийся литературой, отлично знал, кто такие Кайсын Кулиев, Трифонов, Симонов, Белов, Распутин. А здесь — не знают.
— Возможно, наибольшую известность получила букеровский лауреат Людмила Улицкая. Как Вам такая литература?
— К Улицкой я отношусь плохо. Потому что, во-первых, это чисто художественно слабая литература, по языку слабая. И есть ещё один момент: литература Улицкой — это литература человека, который смотрит на нас какими-то посторонними глазами. Когда я читаю её новую пьесу «Русское варенье», за которую ей дали какую-то премию, я думаю о том, что вообще-то надо штрафовать писателя, использующего слово «русский», в то время как о русском там ничего нет — нерусские проблемы, нерусская история. Мне лично этот писатель неинтересен. Хотя у неё есть свой читатель. На мой взгляд, это не та литература, которая останется.
— С литературными произведениями, которые, на чей-то взгляд, достойны внимания, нас традиционно знакомит «Радио России». Сейчас вот, например, на волнах радиоэфира читается роман «Кысь» Татьяны Толстой…
— Мне такая литература не нравится. Есть люди, которые родились писателями, у них органическое чувство слова, а есть люди, которые решили стать писателями — в силу своего образования филологического. Считаю, что призыв филологов в литературу в 80-е годы принёс нашей литературе вреда больше, чем призыв ударников в литературу. Ударниками в основном были люди, которые в силу своей недостаточной культуры тихо в литературе и доживали. Я ещё помню ударников, которые ходили по Дому литераторов, просили рюмочку налить, ссылаясь на то, что сам Горький им жал руку в 34-м году. Призыв же филологов, абсолютно чуждых национальной культуре, достаточно серьёзен, потому что люди это в основном агрессивные, достаточно образованные, но существующие вне нашей национальной парадигмы. Ещё раз скажу — я не против, чтобы в нашей литературе были и такие, но, к сожалению, именно вот такая литература в эти 15 лет объявлялась главной, она финансировалась за счёт государства, и, на мой взгляд, это неправильно. Но что-то стало меняться.
— Юрий Михайлович, а что нужно для того, чтобы стать писателем?
— Самое главное, талант. Без этого всё абсолютно бессмысленно — это то же самое, что заниматься тяжёлой атлетикой, не имея мышечной массы. И у писателя, и у поэта это видно. Точно так же, как человек выдаёт себя за тяжелоатлета, а нас самом деле он хиляк, не может оторвать от помоста штангу, точно так же объявивший себя писателем, но им не являющийся, не может слово оторвать — это сразу чувствуется. Человек читает стихи и абсолютно к ним равнодушен. Это говорит о том, что это не стихи. Стихи эмоциональны. Искусство — это умение эмоционально заразить того, кто слушает или читает. Если эмоционально не заражает, это не искусство. Это другой род деятельности. Филологической штудией это можно назвать, философскими трактатами, духовидением, но к литературе это не имеет никакого отношения.
— Но разве легко, даже имея талант, заявить о нём во всеуслышание?
— Считаю, что если большой талант — он всё равно пробьётся. Он безусловный талант. Ну, вот я редактор. Мне абсолютно всё равно — кто ты, что ты. Ты для меня просто текст. Но если я наткнулся при просмотре на хорошее стихотворение, я как бывший поэт побегу по редакции со словами — посмотрите, ребята, во Владимире или, к примеру, на Сахалине парень есть, он такие стихи написал!.. Потому что это безусловная ценность. За хорошей прозой охотятся издатели.
— А почему вы называете себя бывшим поэтом?
— Я бывший поэт, потому что выпустил несколько книг. Поэзия — это состояние. Я могу зарифмовать весь наш разговор за час, но к поэзии же это не имеет никакого отношения. Вообще, самое печальное — это поэтические покойники, которые уже как поэты умерли, а как стихотворцы остались. Они больше ничего не умеют и продолжают рифмовать. Это очень грустно. Поэтому я всегда говорю: «Если вы начинаете из себя стихи выжимать, выдавливать, то подумайте, чем вам заниматься — критикой, журналистикой, биографией, — чем угодно…»
— Интересно, как приходит решение сесть за первую книгу? А когда она, наконец, вышла из-под пера — узнать, чего она стоит и стоит ли вообще?
— Я пришёл в литературу рано. Мне было 26 лет, когда я вступил в Союз писателей и стал самым молодым его членом. Стихи писал лет с 14, печататься они стали в «Московском комсомольце» в 1973 году. Прозу начал писать, когда вернулся из армии, это — год 78-й, 79-й. Первая книга появляется так — садишься и её пишешь, абсолютно не зная, чем это закончится. А когда её написал, начинаешь показывать людям. Если они говорят — ты хороший парень, давай пиши, но… Это значит — мимо. А если вдруг с твоей первой повестью начинают все как ненормальные бегать и начинают тебя вызывать то в ЦК ВЛКСМ, то в ГлавПУР, то в ЦК партии, появляется ощущение, что ты «попал». Две моих первых вещи стали событиями общественными — «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа». Вообще, литература у нас традиционно является ещё и общественным поступком. Проверяет, что же это всё-таки — общественный поступок или литература — только время: если книги переиздаются, если книги перечитываются, то это всё-таки литература. Если они в своё время всех взбудоражили, взбаламутили, но потом их никто не читает, это общественный поступок. Судя по тому, что «Сто дней…», и даже «Апофигей», и та же «Работа над ошибками» до сих пор переиздаются и читаются, — значит, какое-то отношение к литературе они имеют.
— Остаётся только пожелать, чтобы настоящей литературы у нас было как можно больше и читатели научились бы отличать её от того суррогата, которым наполнены сегодня книжные прилавки.

Беседу вела Светлана ЛИФАНОВА.
Фото автора.