Памяти Анатолия Сурниченко
В первый раз Анатолия Никифоровича Сурниченко я не увидел, а услышал по вязниковскому радио. Это было во второй половине 80-х. Перестроечная свобода мысли, мнений уже во всю бушевала в стране, но еще трудно было представить, что все, о чем говорят в столицах, напрямую касается нас. Я еще подумал тогда: надо же, оказывается, и в Вязниках есть люди, способные высказывать столь же «крамольные» идеи, о которых до этого говорили только по «вражеским голосам», ну еще писали в «Московских новостях», а чуть позже в «Огоньке» и некоторых толстых журналах. Через какое-то время мы познакомились уже в «Маяке», куда я только что пришел работать корреспондентом. Можно смело сказать, что на тот момент более яркого полемиста, обладавшего всеми необходимыми качествами для того, чтобы слыть блестящим оратором, воочию я в своей жизни не видел. Удивили его начитанность, эрудированность, умение убеждать, просто и без затей излагать то, что в речах других людей может звучать не иначе как нудный официоз, сдобренный изрядной долей казенщины.
О чем бы Анатолий Никифорович ни рассуждал, слушать его было интересно всегда. Он мог оседлать своего любимого конька – преломление марксизма в советской действительности – и говорить об этом часами, мог увязать идеи либерализма с догматической политикой тогдашней КПСС и доказывать, что все наши беды из-за того, что советская номенклатура неправильно трактует сущность исторического материализма, а единственный выход из тупика – переосмыслить учение классиков. Ему было легко вести дискуссию в любой аудитории. Имея в голове неимоверный багаж цитат основоположников «единственно верного учения», он мог заткнуть за пояс любого горкомовского идеолога, кому по штату было положено знать все эти цитаты и вбивать в головы однопартийцев. Те, кто просто не мог вставить единственное слово поперек речей Сурниченко, обвиняли его в склонности к демагогии и выпячивании своей «сверхначитанности». На деле же — все куда проще: зашоренным идеологам по должности, как говорится, было нечем крыть.
Для меня, представителя более молодого поколения, слушать и воспринимать то, что говорил Сурниченко тогда, во времена всеобщего «одобрям-с», было делом в чем-то удивительным: как из классического советского педагога-историка, по определению вынужденного говорить только то, что очерчено идеологическими рамками, смог выкристаллизоваться человек, столь свободный по духу. Ситуация в чем-то схожая с сегодняшней: нынешнее молодое поколение продвинутых интернетчиков считает, что мы, те, кто работает в «Маяке» сегодня, не способны в должной степени воспринимать новые веяния так, как это доступно им. Только в те времена степень несоответствия была на порядок выше. Возможно, корень проблемы вот в чем. Незаурядную личность трудно ограничить какими-либо рамками.
Я вспоминаю рукописи, которые он приносил в «Маяк». Они всегда были интересны читателю и доставляли головную боль начальству. Порой, чтобы их опубликовать, нужно было давить и доказывать, что как таковой крамолы в них нет. Скоро написанное им станет столь же привычным для всех, как то, от чего сегодня уже никто не шарахается. Чуть позже, в 90-х, когда мы оба входили в редколлегию «Нововязниковской газеты», Анатолий Никифорович смог выговориться о наболевшем без обиняков, открыв в себе еще один ранее мало кому известный дар – прекрасного журналиста. Прежде, к примеру, ему не доводилось писать интервью. Когда же такая потребность возникла, он с ней справился на отлично.
Передо мной нет анкетных данных Анатолия Сурниченко, да я и не ставил перед собой задачу перечислить этапы его профессиональной деятельности. Знаю только, где бы он ни преподавал историю – в школах №№ 3,6, в ГПТУ-20 – его ученики вспоминают о его уроках как о чем-то ярком, незабываемом. И здесь его не могли удержать рамки школьной программы. Поставив вместе с учениками на школьной сцене спектакль, к которому у чиновников от идеологии могли появиться вопросы, он специально пригласил на премьеру ответственного сотрудника КГБ. Наверное, первым из преподавателей в нашем городе он дал возможность своим ученикам встретиться на уроке со священнослужителем. Власть в те годы не поощряла подобные демарши – единственной официальной «религией» в стране был научный атеизм. Попытка вместе с друзьями создать в Вязниках клуб творческой интеллигенции в 70-х годах, естественно, не нашла понимания у работников горкома КПСС. Система беспощадно боролась с любыми проявлениями свободомыслия, но дух юношеской романтики в самом Анатолии Сурниченко победить не смогла.
Когда у людей, живущих в нашей стране, появилось право выбирать самим своих руководителей, Анатолий Никифорович занялся новым для себя ремеслом. Сейчас таких людей модно называть политтехнологами. И успех снова сопутствовал ему. Практически все, в чьей выборной кампании участвовал Сурниченко, получили заветные мандаты. Участие в борьбе за голоса избирателей увеличило число его личных недоброжелателей и наверняка еще больше подорвало и так отнюдь не богатырское здоровье. Сурниченко начали обвинять в беспринципности. А его, на мой взгляд, больше увлекал сам процесс ведения избирательных кампаний, дающий неограниченные возможности для творчества, а как вознаграждение – победный результат. Человек увлеченный и азартный, он радовался победам других больше, чем своим.
А принципы у него были. Анатолий Никифорович пронес их через всю свою жизнь. Он верил в победу либеральной идеи в России. Будучи сам человеком свободным, желал свободы другим. В одну из наших последних встреч, которая состоялась незадолго до рокового дня, он сказал мне, что пройдет еще какое-то время (как ориентир обозначил 2030 год), и либерализм в России снова будет всенародно востребован. В некоторых своих предсказаниях Анатолий Сурниченко видел дальше иных кремлевских политологов. Посмотрим, сбудется ли его последний прогноз.
В. САДИЛОВСКИЙ.