И опыт бесчисленных ран…

Прежде, чем взяться писать про это дело, я долго сомневалась. Существовала опасность раскрасить все в черный цвет, ведь речь идет об убийстве с особой жестокостью, с истязанием: 185 страниц уголовного дела, более ста ножевых ранений. Жертва – пожилая женщина, скончавшаяся от «массивной острой кровопотери и болевого шока». Убийцы- дети, возраст которых никак не укладывается в сознание: на момент совершения преступления ей – 11 лет, ему – семь. Мотивы? Причины? За что? Как так вышло? Откуда такая жестокость?.. Ни пухлое уголовное дело, ни рассказы тех, кто знал покойную при жизни, кто воспитывал и учил детей, никто и ничто не дает ответа ни на один из этих вопросов.
То ли страсти поутихли, то ли не было страстей…
Со дня жуткого происшествия, заставившего вздрогнуть маленький поселок, прошло полгода. Страсти слегка улеглись, но не забылись. А некогда престижная панельная пятиэтажка прославилась, стала чуть ли не местной достопримечательностью. Все в поселке знают, что «это» было там: вот за этой дверью, за этими окнами. Вспоминают, как весной, когда растаял снег, нашли ключ от квартиры убитой, который убийца (назовем ее Настей), заперев дверь снаружи, предусмотрительно бросила в сугроб. Соседка рассказывала, как, почуяв дым, выбежала в подъезд, а там Настя стоит со своей собакой и объясняет, что «бабушка Инна» (покойная), наверное, уснула пьяная, потому и не открывает…
Маленькие такие штришки этой страшной истории все время цепляют, царапают, мешают выстроить логику произошедшего. Убила в состоянии аффекта? Но тщательно вымытые орудия убийства, попытки замести следы с помощью поджога, закрытая снаружи дверь говорят об обратном, о том, что малолетки действовали хладнокровно, не по годам обдуманно. Почему убив, не убежали прочь, подальше от содеянного, а остались возле дома? Зачем вообще пришли к женщине? Что хотели?
Из прочитанного и услышанного складывается впечатление, что такое могут совершить только отпетые отморозки, беспощадные изверги. Но на вид они – обычные дети. Встретишь на улице, ни за что не подумаешь, что их руки в исступлении кололи бездвижное тело беспомощной женщины. Может быть, у них не в порядке с головой? Но нет, Настя прошла медицинскую психиатрическую экспертизу, ее признали вменяемой, поставив диагноз что-то типа «несоциализированного расстройства поведения», не выявив острой психической симптоматики.
Настя – девочка неглупая, до четвертого класса учившаяся на «4» и «5», рослая не по годам. На вид ей можно дать все четырнадцать. Неоднократно пройдя через процедуру различных допросов и опросов, она научилась давать «правильные» ответы, знает, как, что и где нужно говорить. Общительная, разговорчивая, она охотно вступила с нами в диалог. Но ее непросто сбить с толку не специалисту в такого рода беседах. Да мы и не старались особо, потому как цель была другая – понять, откуда такая жестокость, почему она это сделала и как ей теперь с этим живется.
И чем ясней становятся детали, тем необъятнее делаются дали
В Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей (ЦВСНП), что во Владимире, Настю поместили на месяц по решению суда за совершенное убийство. Мы приехали туда через полторы недели после того, как там очутилась девочка. Она уже освоилась, слезы, что лила по дороге во Владимир, высохли. Слегка растеряна, слегка напугана, все-таки учреждение режимное, с решетками и прочими атрибутами несвободы, но на руке – уже наколка. На вопрос «откуда?» отвечает просто: «Девчонки заставили, сказали, что иначе не будут со мной общаться». Настя свободно оперирует понятиями: «изолятор», «забивать стрелку»… Чувствуется, и драться, и «стрелки забивать» ей не впервой. Но временами голос у нее все же дрожит и на глаза наворачиваются слезы. Это тогда, когда она вспоминает о доме, о бабушке, о любимой овчарке Рексе, выращенной собственноручно с пятимесячного щенка, о кошках. Их в доме, где жила Настя, три: «Нона – любимая, черно-белая. Она в ноги ложится, и я засыпаю». Настя помнит по именам всех своих собак, что были до Рекса: Тузик, Малыш, Лада, Тимошка… С теплом в голосе она говорит о дедушке, умершем пять лет назад: «Добрый, карамельки для меня в кармане всегда носил, хотя бабушка его за это ругала, говорила, что вредно для зубов. Мы с ним в карты играли, дрова вместе пилили, разговаривали…» В доме, где жила Настя, на стенах – детские рисунки: портрет бабушки, изображение дома, о котором девочка мечтала; повсюду плюшевые игрушки… Чисто, опрятно. Нельзя сказать, что Настя в чем-то нуждалась, голодала, ходила грязной и немытой, что ее никто не любил и о ней на заботился. И все же…
Год назад она стала убегать из дома, прогуливать школу, драться, выпивать, курить, частенько ее видели в компании старших по возрасту подруг, далеко не самого примерного поведения. Да и с покойной она познакомилась при туманных обстоятельствах, связанных со спиртным.
Прошлой весной в местной школе произошло ЧП: Настя с кулаками набросилась на одноклассницу за то, что та что-то начеркала в ее тетрадке. Реакция девочки, по мнению школьного психолога и учителей, была столь неадекватной произошедшему, что «драчунью» на следующий же день отвезли в город к психиатру. Тот дал направление на обследование во Владимирскую психиатрическую больницу с диагнозом «расстройство поведения». Там Настя пролежала месяц, вернулась домой со справкой, что за ней нужно наблюдать, что требуется повышенное внимание, что есть склонность к неосмысленным поступкам.
С тех пор у Насти все не заладилось. В школе ее дразнили «психованной», она в ответ злилась, запиралась в туалете, отказывалась идти в класс… И опять был городской психиатр, и справка о домашнем обучении. Бабушка, с которой сняли было опекунство, выхлопотала, чтобы ей его вернули. Опеку восстановили. А Настя все больше и больше «маялась дурью», как она потом скажет. В результате даже бабушка, обычно горой стоящая за внучку и стремящаяся не «выносить сор из избы», сникла, признав свою педагогическую беспомощность. А уж когда внучка стала гоняться за ней с топором, да дом попыталась поджечь, сама пришла к отдел опеки и попечительства со словами: «Ради Бога, заберите ее от меня». Позже она признается: «Последний месяц был особенно тяжелым. Она мне и угрожала, и документы на дом требовала, говорила, что оформит дом на себя, а меня сдаст в богадельню».
Накануне убийства Настю уже готовили для отправки во Владимирскую психиатрическую больницу на лечение, но на врачебном осмотре выявили у нее вшей и по этой банальной причине девочку оставили дома до понедельника выводить паразитов. Потом все вокруг станут сокрушаться: вот, если бы мы ее отвезли во Владимир, она бы не убила старушку. На эти доводы самоуспокоения хочется возразить: и что? Все было бы хорошо? Случиться страшное могло в любой момент, не в тот раз, так в другой. Подтверждением служит тот факт, что Настя после содеянного не испытывает чувства раскаяния. На вопрос, что бы она изменила в своей жизни и с какого момента, будь у нее такая возможность, она ответила: «Я бы не пошла к Инне. Меня ведь бабушка уговаривала остаться дома, а я ее не послушала. Не надо было мне туда ходить»… Получается: не пошла бы – не убила, а пошла – убила.
У Насти отсутствует страх при виде крови, и именно желание избежать наказания побудило ее предложить 7-летнему «сообщнику»: «Давай закончим. Надо дорезать», и далее руководить поджогом, заставлять мальчика тоже взять в руки нож, чтобы не числиться в убийцах в одиночку. Из уголовного дела мальчика все же выведут, выяснив обстоятельства происшедшего: «Находился в эмоциональном состоянии крайней опасности за свою жизнь и здоровье».
Мотив этого убийства так до сих пор и не понятен. Можно, конечно, списать произошедшее на «немотивированную подростковую жестокость», когда, по мнению специалистов, убийство совершается без всякой выгоды. Сегодня уже никто не скажет правду: ни Настя (ей это не выгодно), ни жертва. В показаниях мальчика есть фраза, которую он слышал: «Где деньги?» Этот вопрос Настя адресовала покойной. Накануне та получила пенсию. Возможно, ее требовала и искала малолетняя убийца. Это лучше вписывается в общую картину событий того декабрьского дня, чем объяснения обвиняемой: «Пошла к бабушке Инне отнести сигареты (яблоки – по другой версии), приготовить обед…», не забыв при этом захватить с собой овчарку. Эдакая Красная Шапочка и серый волк…
«Годы детства – это прежде всего воспитание сердца»
Что она сегодня чувствует? Скучает по дому, по бабушке. Как выяснилось, ближе и роднее человека у нее на свете нет. По сути, бабушка ее вырастила. Мать Настю бросила, когда той не было и года. Она загуляла и оставила дитя на свекровь со словами: «Ты ее лучше вырастишь». Отец, сошедшийся с другой женщиной, привел мачеху. Потом была Молдавия. Настя помнит из того периода ругань и драки, а еще, как отец исчез, а она оказалась у соседей, которые связались с родной бабушкой, чтобы та забрала девочку к себе. На сегодняшний день родители Насти считаются без вести пропавшими.
Была ли она одинокой? Ощущала себя недолюбленной? Говорят, что одиночество – это сад, в котором ничего не растет. В саду Насти растет яблоня, есть бабушка, живет пес Рекс… Не так уж и мало, чтобы не чувствовать себя одинокой. Или все же мало? Не хватило «процедуры» любви и нежности, таких необходимых ребенку? А может, ей не додали «воспитания сердца»?
Что в этой девочке не так? Когда она более искренняя? В своем жестоком иступлении или в мечтах «жить дома, быть свободной и любимой»? Где настоящая Настя? Знает ли, понимает ли она сама? Единственное, что она отчетливо осознает сегодня, это то, что ближайшие три года свободной ей не быть. Скоро состоится суд и Насте грозит помещение в спецучилище.
Три года в спецучилище, адекватное ли это наказание совершенному? Какой она оттуда выйдет? Точно, что еще несовершеннолетней, с ярлыком трудной и с грузом содеянного. Станет ли она лучше, чище, искреннее? Вряд ли, скорее – умнее, хитрее, дальновиднее.
Получается, что это и не наказание, и не исправление. Что-то все-таки не так в нашем несовершеннейшем из миров, раз мы не можем уберечь наших детей от страшных поступков. Как отметила воспитатель ЦВСНП с 5-летним стажем, преступления, совершаемые подростками, год от года становятся все более тяжкими и изощренными. Наши дети как будто, «слетают с катушек», теряя почву под ногами. Впрочем удивляться особо не приходится, помощников «выбивания почвы» хватает. Например, когда готовился этот материал, по телевидению запустили новый сериал «Сонька золотая ручка», возводящий воровство в закон жизни, постулат артистизма — чуть ли не в героизм. До этого шла сага про бордель, затем про гарем. Параллельно по другим каналам – скрытая реклама мафиозных кланов, коррупции, жизни «по понятиям». Ну, что мы хотим от наших детей?
Говорят же, нет проблемных детей, есть проблемные взрослые. А дети — они ведь гораздо искреннее нас, даже в своей агрессии. И история 12-летней девочки это история не только о том, как она жестоко расправилась с 60-летней женщиной. Это история о том, какими равнодушными, а потому тоже «особо жестокими» могут быть взрослые. Но есть еще время, есть эти три года, чтобы нам всем измениться: и Насте, и обществу, а еще лучше – стране.

Н. БАРЫБИНА. Фото автора.