О серьёзном с иронией…

Не стал бы снова возвращаться к истории с кладом золота, который был найден в Вязниках, если бы неожиданно не обнаружилось сенсационное по своей сути обстоятельство. Оно напрочь сводит на нет все доводы и умозаключения скептиков, попавшие уже и в Интернет. Бочка все-таки была. Мне удалось найти убедительное тому свидетельство. Однако, все по порядку…
Не так давно одна из владимирских газет опубликовала странное опровержение моего материала о кладе золота, который нашли в Вязниках в 1956 году. Странное, поскольку его автор – Заслуженный юрист России Александр Сухарев, спустя 50 лет вновь ссылается лишь на Постановление Бюро Вязниковского горкома, в котором опрометчиво утверждалось, что наделавший столько шума клад – выдумка. И вновь, — без доказательств, отбросив свидетельства. …Если наши спецслужбы скрывают историю этого клада по сию пору потому, что золото пошло на дело, скажем, кубинской революции, — так это неразумно, по-моему. Зачем делать тайну из благого дела? Кубинцы избавлялись в то время от ненавистных теперь уже всем американцев… Мы помогли обездоленным, чем могли – что в том плохого? Не понятно…
* * *
Зная, что газета живет один день, а многие попросту её могли не видеть, расскажу впервые подробно суть дела с этой бочкой золота и вообще о чем тут сыр-бор. Это важно тем более, что в Интернете информагентством еженедельника «Аргументы и факты» была размещена лишь сокращенная версия, ставшая тогда победителем конкурса журналистики в номинации «Расследование».
Дело было так. В июле 1956 года заготовитель Федоров у станции Сеньково, близ Вязников нашел бочку с золотом. Он рассказал в местной газете «Сталинское знамя»: «Я обнаружил в перелеске цистерну. Работники музея осмотрели ее. Длина цистерны около четырех с половиной метров, диаметр — полтора метра и вес — примерно 12 тонн. Внутри цистерны обнаружено золото». Газета добавляла, что «Сейчас находка Н.П.Федорова, ступившего, как подобает советскому гражданину, находится в Москве. Честному работнику будет выдано соответствующее вознаграждение». Эту информацию опубликовали газеты СССР, а потом парижская «Фигаро», заокеанская «Нью-Йорк Таймс», другие издания. И тут началось такое!
Федорова судили, признали лжецом и дали год тюрьмы. Члены комиссии отказались от всех своих слов: ничего не видели, все писали под диктовку Федорова.
Самое главное, что всех смущало в этой истории, когда обсуждалась правдоподобность: откуда могло взяться столько «неучтенного» золота? Это же — не частный сундучок с драгоценностями?! Если здесь нашли, значит где-то, должно было исчезнуть когда-то, а незаметно исчезнуть такое количество не могло. Вывод сделали простой– это выдумка.
Я и начал поиски от обратного – когда и где в России пропадало много золота? Именно тогда и появилась версия, что ценности перевозили из одной столицы в другую восточными дорогами во время войны 1812 года. Тогда я и обратил внимание на подозрительно схожие цифры и названия. …Все началось с того, что после пожара Москвы, с началом отступления появилась информация о том, что часть золота и драгоценностей России «захоронена» французами в трехстах верстах от Москвы под Вязьмой. Там российское золото искали безрезультатно и в 19 веке, и в начале 20-го, там же в озере у деревни Семлево его искала с водолазами и экспедиция «Комсомольской правды» тридцать лет назад.
Студентом журфака МГУ, я три летних сезона работал редактором газеты «Энтузиаст», которая издавалась в начале 70-х для студенческих строительных отрядов Смоленска, Гагарина, Вязьмы… в регионе работали 15 тысяч бойцов ССО из всех 15-ти республик СССР. Писал по случаю и об экспедиции, но ни тогда, ни позже мне не удалось выявить первичный источник информации о кладе. Такое сложилось ощущение, что этот факт — историческая аксиома, не требующая никаких подтверждений. Французы-то писали в мемуарах просто о «наполеоновском обозе», а наши — о летучих отрядах, которые постоянно пытались отбить какой-то «обоз с драгоценностями». Вместе с тем в записях наполеоновского лекаря есть и другое: император перед отъездом из Москвы пытался хоть чего-нибудь найти в качестве трофея. Не нашел. Тогда сняли крест с храма…
То есть, вообще, были ли какие-то драгоценности в Москве? Вдумайтесь сами: рукава от пожарных помп, уходя из Москвы, наши успели по всей столице порезать, чтобы тушить будущий пожар нечем было! А золотой запас не успели вывезти?! Это логике не поддается.
Приведу небольшую интернетовскую цитату об истории поиска в Семлево, чтобы быть объективным:
Медленное движение армии грозило ей полным разгромом. Вальтер Скотт в своей книге «Жизнь Наполеона Бонапарта» в связи с этим упомянул, что император повелел, чтобы московская добыча — древние доспехи, пушки, большой крест с Ивана Великого — были брошены в Семлевское озеро. Очень уж ему не хотелось отдавать эти трофеи обратно и в то же время он явно не имел возможности увезти их. А сержант наполеоновской армии Бургонь в книге «Пожар Москвы и отступление французов» называл и другие ценности, увозимые захватчиками: с кремлевских башен были сняты золоченые орлы, украшения и деревянный, окованный серебряными и золочеными полосами крест с золочеными цепями, поддерживавшими его…
Бросил ли это богатство Наполеон? Если бросил, то где? Может быть, соратники Наполеона специально пустили слух о затоплении в Семлевском московской добычи, чтобы отвлечь внимание от других мест захоронения кладов?
Ведь вдоль Старой Смоленской дороги, по которой отступал Наполеон, немало озер и болот, где французы могли бы их спрятать. Там издавна ходили всевозможные легенды. Но Семлевское привлекало особое внимание. К озеру зачастили кладоискатели. В окрестностях находили брошенное французами военное имущество. Семлевский помещик Бирюков еще в 1813 году сдал в земский суд 40 орудийных лафетов без пушек. Строительный отряд, изучавший озеро, отметил, что оно хоть невелико по размерам триста метров длиной и около ста метров шириной, но местами глубокое, до 21 метра. В озере обнаружили груду предметов неправильной формы и еще «медь пушечную»… Именно это ускорило снаряжение экспедиции. По распоряжению главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями ее возглавил молодой, но уже опытный инженер подполковник Василий Филиппович Четвериков.
10 января 1836 года Четвериков докладывал из Семлева, что «приступил к точнейшему зондированию озера и к определению местности для узнания, какой выгоднее принять способ для добывания вещей». Как отмечал далее инженер, обнаруженные «разной величины и формы твердые тела производили звук довольно звонкий, но не довольно явственный, чтобы заключить, что он происходит от металла». Решили соорудить перемычку и обнажить квадратную сажень дна. Около шестисот человек приступили к этой работе. Но «твердые тела» оказались обыкновенными камнями, а земля вокруг них желтой, «подобной цвету меди».
Хотя экспедицией Четверикова и был обследован крохотный участок озера, интерес к нему заметно охладел. Лишь в 1911 году Вяземский комитет по увековечению памятников Отечественной войны 1812 года решил еще раз «проверить» озеро. Нашли саблю, обломки повозки и кости лошадей.
Минуло еще полвека. Уже в начале шестидесятых годов прошлого века работники «Геологоторфоразведки» считая, что они-то уже достаточно хорошо оснащены различными приборами, в 350 точках прозондировали дно озера буром и опять наткнулись на твердые предметы. Но что это такое, определить было нелегко — дно покрылось толстым слоем сапропеля. Между тем сотрудники Всесоюзного НИИ гидрогеологии и инженерной геологии, проводя химический анализ 52 проб воды и 102 проб ила, выявили повышенное содержание золота, серебра, меди и цинка. Семлевское, в отличие от других озер, практически «мертвое», в нем нет рыбы, другой живности. Может, именно из-за повышенного содержания серебра? Магнитная съемка также показала наличие зон аномалий.
Казалось бы, все за то, что в озере что-то есть. К тому же воронежские геофизики, применив метод «вызывающей поляризации», определили шесть аномалий с содержанием металла, превышающим норму. Но вскоре выяснилось: это утопленные предыдущими экспедициями буровая штанга, резиновый шланг в проволочной сетке, отрезок трубы и понтон. А что представляет собой остальное, так и не выяснили.
Посреди зимы за сокровищами «охотились» московские кладоискатели и сделали любопытное открытие: под слоем торфа они обнаружили настил из валежника, на котором были уложены бревна. Бревна задубели, пожелтели, но из-за отсутствия воздуха не сгнили. Для чего был сделан настил и когда? Поскольку берег озера со стороны, где обнаружены бревна, топкий, подступиться к нему без настила было нельзя. Не сделали ли его французы, чтобы сбросить в воду тяжелые вещи? Не под этим ли торфом лежат сокровища? Это так и осталось невыясненным, поскольку на глубину из-за взвеси сапропеля водолазам проникнуть не удалось. И опять от озера отступились.
Короче говоря, ничего особенного за почти 200 лет в Семлеве не нашли. Учитывая, что искусство дезинформации в войне 1812 года достигало высочайших вершин, я высказал иную точку зрения: «деза» придумана нашими, а не французами.
Это – дезинформация на основе гениально увиденного созвучия двух имен
городов: Вязьма и Вязники. Помню, в Бресте однажды, еще в советское
время, вообще случилась на пять дней путаница с гостиницами для двух
тургрупп школьников из Вязников и Вязьмы. К тому же, если бы слитки
увезли французы, наши немедля «раскололи» бы их после того, как вошли в
Париж. Сохранение в болоте золота, скорее всего, дело рук
вдовы-императрицы Марии Федоровны, Константина — брата Александра Первого
или умнейшего графа Аракчеева. А может быть, всех вместе. Конечно, из
патриотических соображений.

Дело в том, что за несколько дней до пожара Москвы осенью 1812 года по
восточным дорогам хлынули беженцы. Муромский тракт забили повозки и пешие
москвичи со скарбом, а обоз с золотом из столицы, который был декорирован
под какой-нибудь арестантский этап, свернул от Владимира на Вязники. Ни
охранники, ни каторжане, конечно, не знали о содержимом повозок.

Наезженный почтовый тракт на Нижний Новгород от Владимира поворачивал в ту
пору к югу, в сторону Мурома, а вдоль Клязьмы через Вязники и Гороховец до
1837 года дорога служила в основном для пешего движения каторжан. Здесь
были бани и острожные церкви. Они кое-где сохранились. В Вязниках в
острожной церкви сейчас паспортный стол, а в бане для каторжников – ГИБДД.

Граф Аракчеев хорошо знал эту дорогу, он был не только министром обороны,
в его непосредственном подчинении находились также тюрьмы и этапы. Дорога
здесь и по сию пору в некоторых местах величается «аракчеевкой». Ему же,
видимо, принадлежит и идея дезинформации с вывозом из Москвы золотого
запаса. Это только кажется, что дезинформацию выдумали нынешние
спецслужбы. На самом деле примеры можно отыскать в самой древней истории
всех народов. Так было, вероятно, и на этот раз. Это делалось, конечно, не
с целью оскорбить врага, а с мыслью о
безопасности груза в пути и в период хранения.

Золото затопили, но потом стряслось что-то непредвиденное: карты ли
пропали с пометками, человек ли погиб, который владел тайной клада, но
золото или часть его потеряли, и говорить правду о том, что его увезли не
на запад, а на восток, не было уже никакого смысла. Так деза превратилась
сначала в российскую легенду, а потом – в исторический факт.

В период подготовки этого материала возник еще один любопытный вопрос, который мне задавали даже специалисты: на какой такой подводе в начале 19 века могли везти 12 тонн (!) золота? Учитывая, что шестерка лошадей везет полторы, от силы две тонны… сами понимаете: цистерну пришлось бы тащить целым табуном… такие «кавалькады» неуправляемы и нереальны. Самое интересное, что эта проблема решалась предельно просто, и в начале 19 века такой вопрос не возникал никогда.

Бочку не тащили по бездорожью. Золото везли в деревянных ящиках, остатки которых нашел и Федоров (по воспоминаниям). Ящики везли на множестве подвод, как обычно возят груз, а под Вязниками спешились, начальник конвоя разорвал конверт-депешу, прочитал инструкцию и согласно приказу… сняли с одной из подвод заранее запланированные под изготовление тары серебряные листы. Спаять-слудить из них бочку элементарно просто любой заданной формы и любого размера. На заводе «Ювелир» во Мстёре и в 20-ом веке делали из таких пластин оклады для икон. Может быть и вообще не везли пластины с собой, а доставили их из Нижнего. Потом перегрузили «какие-то» ящики в эту спаянную цистерну и оставили на берегу, а сам этап пошел дальше. Следующий через день этап, согласно другой депеше, спихнул в озеро «какую-то» стоящую на берегу бочку… И всё! Никто ничего не запомнил: дел-то куча, — бочку спихнуть.

Осталось разрешить ещё лишь один вопрос: зачем золото укладывать в бочку из серебра? Не проще ли ящики скинуть или хотя бы железную тару применить? В том-то и дело, что, как пожар Москвы был запланирован не в последний день, так и отправка золотого запаса планировалась заранее и более чем обстоятельно. Всё говорит о том, что:
а)золото и не собирались довозить до Петербурга, и сбросили его на полпути не спонтанно;
б)надо было предусмотреть длительное хранение в заболоченном водоёме: никто не мог бы дать полных гарантий, что мы так триумфально одолеем неприятеля, перед которым пала вся Европа.

Во Владимирском облпартархиве в томе «Протоколы за 1956 год» я нашел на
странице 333 протокол заседания бюро Вязниковского ГК КПСС от 25 июля 1956
года.

Параграф 7: «О ложной информации в газете «Сталинское знамя» и выступлении
по областному радио «О ценной находке». «Выяснено, что слухи о якобы
найденной около станции Сеньково серебряной цистерне с золотом пустил
заместитель председателя Лукновского сельпо. Он же сфабриковал акт о
«сданных им драгоценностях». Подписи вымышленных лиц на акте заверила
гербовой печатью секретарь Лукновского поселкового совета. Распространению
ложных слухов о «кладе» способствовали работники Вязниковского
райпотребсоюза. Этим слухам и фальсифицированному документу доверился
редактор газеты «Сталинское знамя» т. Зайцев. Не уточнив, не проверив
достоверность изложенного в «акте» факта, он 6 июля с.г. поместил в газете
интервью Федорова «Ценная находка». Пользуясь информацией тов. Зайцева,
ряд центральных газет опубликовал, как выяснилось, ложные сообщения о
«золотом кладе», найденном в Вязниках. Таким образом, жертвами
фальсификатора стали многие организации и читатели газет».

Так золото исчезло вторично. Куда?

Эта версия о дважды исчезнувшем, похоже, одном и том же кладе: 1812 и 1956
годов. Она не противоречит устоявшимся точкам зрения. Просто вместо
вопроса, где спрятали французы сокровища при отступлении, впервые ставится
другой вопрос: а французы ли их спрятали? Чтобы до конца осознать
правомерность такого вопроса, надо учесть одно важное обстоятельство,
которому не придается до сих пор достойного значения: война 1812 года
поставила дезинформацию на первое место в стратегии, возвела искусство
дезинформации в ранг боевого наступательного оружия. Что говорить про
несчастную цистерну золота, о котором повествуется здесь, когда в качестве
«натурной» дезинформации россияне сдали противнику столицу своего
собственного государства! Во имя высшей цели – победы!

Ни легендарный троянский конь, ни супертайная подготовка американцев к
высадке на Французском побережье во время Второй мировой ни на йоту не
приближаются по уровню дезинформации к Российской армии и дипломатии в
1812 году. Россия одержала блестящую информационную победу, подобия
которой в истории просто нет!

Под Вязниками находилась развилка Нижегородского и Муромско-Шуйского трактов с поворотом на Петербург. В Петербург золото не повезли, этому есть военно-политические причины. Его спрятали в озере под Вязниками и распространили гениальную дезу, что золото де французы затопили под Вязьмой. Для пущей важности и прикрытия несколько раз летучие отряды пытались «отбить» золото у французов.
Вот тут и начинается самое интересное.

… Однако полтора века спустя, в июле 1956 года, заготовитель рабкоопа
Владимирской области Федоров у железнодорожной станции Сеньково, близ
города Вязники, в 300 верстах, но не к западу, а к востоку от Москвы,
обнаружил цистерну, битком набитую слитками золота.

Итак, Федоров нашел несметный клад. Срочно создается комиссия по описи и
передаче золота на временное хранение музею. Комиссия составила акт,
который все подписали, а секретарь поссовета заверила печатью. Кто был в
этой комиссии, остается тайной, акт исчез со временем. Директор музея
Константин Большаков, самолично осматривавший цистерну, обнаружил штамп,
который прочитал так: «Вывоз С.-Петербург. 1842».

Ошибку с точки зрения психологии специально выдумать нельзя: цистерна
пролежала в земле полтора века, и на штампе вместо «1812» прочитали
«1842»: носик у «единицы» такой же, как при угловом написании у четверки.

Федоров рассказал подробности вязниковской газете «Сталинское знамя»
(название осенью того же года сменили, но это связано уже не с кладом, а с
ХХ съездом КПСС). Там был опубликован материал «Ценная находка». Областное
и Всесоюзное радио сообщало об огромном кладе. Корреспондент ТАСС Павел
Стыров передал информацию, которую напечатали все газеты Советского Союза.
По крайней мере, два издания: «Труд» и «Комсомольская правда» дали кроме
этой «тассовки» еще и свой материал. В музее и в редакции в подшивках 1956
года сейчас нет номеров газеты с интервью Федорова. Эти номера кем-то
изъяты. Мне удалось найти газету лишь в областном, бывшем партархиве.

Вот полный текст из «Сталинского знамени» от 6 июля 1956 года:
«Ценная находка. В мае нынешнего года неподалеку от станции Сеньково
обнаружен ценный клад. В беседе с нашим корреспондентом зампред
Лукновского рабкоопа Н.П.Федоров рассказал по этому поводу: «В мою работу
входит и сбор металлического лома. Весной прошлого года, изыскивая
металлолом, я обнаружил в перелеске близ станции Сеньково цистерну,
зарытую в землю. Времени вырыть цистерну у меня тогда не было. Но в мае
этого года, когда план заготовки черных металлов увеличился, я вспомнил о
цистерне и намеревался сдать Вязниковскому отделению Главторчермета. Но
там не было ни кислорода, чтобы резать цистерну, ни транспорта, чтобы
вывезти ее. Я исследовал находку более внимательно. Вид ее заинтересовал
меня. Магнит, приложенный мною к цистерне, не притянулся. Я понял, что
сделана она из цветного металла. Вырезанный кусок горловины послал на
анализ во Владимирское отделение цветных металлов. Анализ показал, что
цистерна изготовлена из серебра с примесью бронзы. Тогда я заявил во
Владимирский краеведческий музей об этом ценном кладе. Работники музея
очистили находку от грязи и тщательно осмотрели ее. Длина цистерны – около
четырех с половиной метров, диаметр – полтора метра и вес – примерно 12
тонн. На наружной поверхности имеются надписи: «Выпуск 1720г.», «Вывоз
Петербург 1842г.» и изображение двуглавого орла. Внутри цистерны
обнаружено золото». Сейчас находка Н.П.Федорова, поступившего, как
подобает советскому гражданину, находится в Москве. Честному работнику
Лукновского рабкоопа будет выдано соответствующее вознаграждение».

И вдруг…

Через несколько дней колесо истории с сенсационным кладом повернулось
неожиданно в обратную сторону: Федорова признали лжецом и срочно дали год
тюрьмы. Члены комиссии, как по команде, стали отказываться от всех своих
слов: ничего не видели, все писали под диктовку Федорова. Можно ли себе
представить, что ни один член комиссии не был у цистерны, а директор музея
повесил себе на шею, за здорово живешь сумму, равную двум или трем годовым
бюджетам всей области?! По нынешним ценам, в бочке было на миллиард
долларов старинного, отливки 1720 года, золота.

Все пошло с какой-то непонятной панической спешкой. Часто совершенно
нелогичные объяснения порождали больше вопросов, чем давали ответов.
«Труд» публикует теперь фельетон «Переполох в Вязниках», где обзывает клад
«выдумкой Федорова с целью получения первого места по заготовке лома».
Зачем, скажите на милость, Федорову выдумывать золотые слитки, а не чушки
чугунные, скажем… да еще в таком количестве, да еще с описанием штампов?
Его же не в психбольницу поместили все-таки, а в «нормальную» тюрьму… А
членам комиссии с какого боку-припеку нужно было «первое место по
заготовке лома»? Нет, это – явный перебор. Директор ТАССа обозвал своего
собкора по Владимирской области «чудаком на
букву «м» – так потом дословно после вызова «на ковер» в Москву
рассказывал сам журналист коллегам.

Я разыскал Федоровых. Встретился с женой Федорова Ксенией Ивановной, 1918
года рождения, и сыном Алексеем, которые жили в фабричном доме в
квартире, которую получил после рождения двойни в 1954 году глава семьи.

Федоров Николай Петрович – заготовитель рабкоопа, 1915 года рождения, в
1940-м окончил школу поммастеров, воевал связистом на Белорусском фронте.
Сохранились военный билет и трудовая книжка. «Принят в 1952 году».
Следующая запись: «Принят 20 апреля 1957 года». Между ними нет записи
«Уволен… в 1956 году». В 1958 году премирован «за хорошую работу в сумме
100 рублей». Умер Николай Федоров в 1983 году.

Разговор с Алексеем (мать из-за возраста почти ничего не слышала):
– Отец год сидел. Чего мать тут не наслушалась – ночью кричат: «Дай
золотишка-то, куда припрятала?» В магазин даже не пройдешь: «Где цистерну
спрятали?» Ужас, чего она натерпелась. Отец ведь у нас не выпивал, не
курил, на работе всегда в пример ставили, а тут такое… С нами он о
золоте никогда не говорил, только перед смертью сказал вдруг несколько
раз: «А золото было, было золото…» Мать! Может, отец-то правду говорил,
что золото было, а ему люди не поверили… Кто-то увез золото, может?

Ксения Ивановна: «Так кому теперь это интересно?! Ему там теперь все
равно, увез или привез…»

Алексей: «У нее из-за этого случая вся жизнь поломалась. Нас трое было. Не
посадили бы отца, может, не жили бы теперь в этих гнилушках, квартиру бы
путную получили. Печка вон совсем треснула. Вот тебе и золото… Конечно,
клад был, его кто-то увез, а отца припугнули и спрятали в тюрьму. Он был
умный человек, пообещал, наверное, молчать».

Секретарь поссовета Дорогова Мария Яковлевна, которая заверила подписи
ответственных людей, членов комиссии по приемке золота, 1914 года
рождения, умерла в 2001 году. Я нашел ее сына Дорогова Вадима и его жену
Зинаиду.

Зинаида: «Марии Яковлевне тогда тоже ведь год дали, только условно. Мария
Яковлевна никогда не рассказывала эту историю, но я знаю, она всю жизнь
переживала. Она не могла сделать плохого, противозаконного. У них вся
семья такая честная, и Вадим такой же. Она по образованию была учителем,
после этого случая ее сразу же из поссовета перевели в браковщики, тогда
Вадима даже в техникум из-за этого не взяли, в 1967 году сказали
«приходи», но у нас тогда сын родился. Так ему и не пришлось учиться из-за
этой цистерны. Говорите, что, может, золото было на самом деле? Пойду на
кладбище схожу, скажу: бабуля, не виновата ты».

И вот теперь эту версию, как и сам факт находки, снова, спустя 50 лет, (в июле нынешнего года будет юбилей знаменитого вязниковского «клада Наполеона»), юристы опровергают: в партархиве, мол, и в архиве ФСБ (золотом и валютой исконно занималась госбезопасность) сведений о кладе нет.
Ответ был из Владимирского УФСБ, но это не означает, что следов клада нет где-нибудь в Нижнем Новгороде или Балашихе. А теперь о том, что мне удалось неожиданно узнать на днях.
Осужденный Федоров сидел год в исправительном учреждении, которое расположено в трех километрах от его дома, что ранее никогда не практиковалось. Однако, сам по себе этот факт ни о чем не говорит. Читайте дальше, и вы не поверите, уважаемые читатели: мало того, что вопреки всем правилам пенитенциарной системы его посадили рядом с домом, оказывается, каждое воскресенье (!) Федорова из тюрьмы привозила домой (!) машина! Я нашел десятки людей, которые утверждают, что его еженедельно вывозили из библиотеки зоны, в которой Федоров отбывал наказание, до порога (!) собственного дома. Не высаживали в безлюдном переулке, что хоть какую-то логику имело бы, а возили зачем-то как бы умышленно напоказ. Возили, что интересно, даже не на «Победе», а на новой «Волге».
Вот этот момент особенно важен. «Именно на новой «Волге» привозили» — в одни голос заявляют и его сын, и соседи, и все старожилы поселка Лукново. Таких машин в округе еще не было.
Зачем возили с такой помпой, я ниже поясню, и это удалось установить, но обратим сначала внимание на «новую «Волгу». После модернизации 1955 года «Победе» присвоили новый индекс ГАЗ М-20В, но она еще называлась по-прежнему «Победа», на нее оборачивались прохожие, но она особого ажиотажа не вызывала — интересная, но вполне обычная машина.
А вот с октября 1956 Горьковский автозавод выпустил новинку — ГАЗ-21, которую впервые назвали «Волга», о которой много писали, и которая принципиально отличалась дизайном. Само только появление такой машины в провинциальном поселке вызывало ажиотаж — дети сбегались, взрослые обращали внимание. Все в поселке запомнили оттого, что Федорова привозили именно на новой марке машины — на «Волге».
Но, занятно, — первые несколько партий машин «Волга», которые сошли в конвейера ГАЗа именно в 1956-1957 годах, поступили прямиком по заявке… Министерства гоударственной безопасности. Это — не секретная информация, её можно скачать с сайта Горьковского автозавода, который к тому же уточняет, что в это время ни одной машины новой марки не было продано в частные руки и не было отправлено в таксопарки. Жителям поселка я предлагал изображения двух модификаций машин, которые выпускал в это время Горьковский автозавод: все показали именно на ту машину, которая в эти месяцы поступала с конвейера исключительно в подразделения МГБ.
Теперь — о том, с какой целью это делалось, зачем катали Федорова? На вязниковской зоне сиживали, как здесь говорят, «тузы» и повиднее — не чета «простому заготовителю лома», сидели авторитеты из московских, но никого до этого дальше комнаты свиданий не пускали. Из послаблений режима здесь помнят лишь раскладушку, растворимый кофе и сервелат одного «инструментальщика» из числа «цеховиков». Но это уже гораздо позже было, в 70-е годы. В конце 50-х сильна еще была дисциплина сталинского времени.
Долго не удавалось отгадать ребус с загадочными и демонстративными доставками Федорова на выходные домой. Помогла фраза его сына из нашей первой встречи: «ночью часто стучали матери в окно, по улице нельзя было пройти, кричали: «Куда золотишко спрятала?» И это – после всех «разоблачительных» фельетонов. Вся страна поверила, что Федоров выдумал клад, а поселок Лукново наверняка знал, что золото было.
Так вот в чем дело-то! Федоров, будучи нормальным человеком, не в музей сначала побежал, и не в редакцию газеты, когда клад нашел, как полагали ранее, а к приятелям, к односельчанам, с которыми хотелось поделиться открытием — это естественно. И он водил в перелесок к бочке с золотом многих, видимо, людей (двоих-троих не было бы проблемы приструнить, как приструнили позже членов комиссии по описи клада), кто-то из детей и подростков мог видеть клад, (не своих, им только два года было от роду). Детей вообще «приструнить» невозможно: у них еще нет святого благоговения перед аббревиатурами.
Видимо, кого-то Федоров даже просил «посторожить» пока он в город сбегает. У каждого из тех, кто своими глазами видел золото, были семьи и еще друзья, которым тоже рассказали о кладе. Таким образом, круг видевших или знавших наверняка был довольно большой. И, если для всех «не видевших собственными глазами», исчезновение клада можно было прикрыть газетным фельетоном «Переполох в Вязниках», то очевидцы даже центральной газете «Труд» не могли поверить, они видели и трогали своими руками золото. Очевидцам надо было противопоставить что-то другое.
Вот как раз этим «другим» и стали демонстративные привозки Федорова в поселок из тюрьмы на машине, которая хорошо запоминалась и каждый раз делала много шума. Те, кто золото видел, начали думать, что Федоров с «кем-то из влиятельных перепрятал клад». Одни судачили, что его таким образом «ублажают, чтобы он показал место», другие, что «это — плата тех, с кем он уже поделился».
В любом случае, оригинальная затея с необычной и роскошной машиной, на которую и в Горьком, и в Москве-то еще пальцем показывали, поставила в тупик даже самых близких, которые наверняка знали, что ни одного грамма Федоров не только не взял, но ни минуты даже в мыслях не держал.
Так что, близкие Федорова и не думали, что тот мог спрятать часть клада, но даже и их «шикарные приезды» из тюрьмы на выходные вводили в заблуждение, у них нашлось свое объяснение: злые люди подставили.

* * *
Снизим поголовье «уток», взращивая страусов?
…Вообще, честно говоря, я и не надеялся уже отыскать, спустя столько лет, реальные следы того сенсационного клада. А после публикации опровержения юристом Александром Сухаревым моей версии и находки ковровскими журналистами яиц динозавров на берегу Клязьмы, впервые на миг подумал: может и действительно все это — выдумки? Однако…
Однако, я бы и тогда не стал отмахивать от клада.
Люди добрые, чего греха таить, — именно на таких «бредовых» легендах вроде яиц ковровских динозавров держится вся «классическая» греческая и римская мифология, привлекая тысячи туристов, давая пищу школьным учебникам истории, сюжеты для художников и писателей, темы для размышлений, спора и… наполняет бюджеты этих стран.
Почему в сказки о Зевсе, сидящем на Олимпе с кубком алкогольного нектара, мы верим, включаем в хрестоматии, а в легенду о динозавровых яйцах и убежденном трезвеннике Федорове, который нашел клад золота, отвергаем изначально и бездоказательно? Чем наши легенды менее или более бредовей клеванной на скале печени и слез кузнеца Гефеста? Почему в честь одних чудиков, бегающих нагишом у горы, Олимпийские игры придуманы, а нашим родным прилично одетым волотам, которые с Венца топоры через Клязьму на спор кидали, даже «Венецианских игр» не придумали и памятников по сию пору не поставили?!
«Этого не было, потому что не могло быть»! Вот что, мягко говоря, странно. Не такие ли «бредовые» на первый взгляд легенды и привлекают туристов со всего мира?!
Об областном бюджете я, конечно, специально не думал, когда писал о кладе золота, но не хоронил бы заранее любую мало-мальски здравую легенду: будь то «рождение Максима Максимовича Штирлица в нашей же владимирской деревне Исаево», — о чем также писалось, и также бурно опровергалось, будь то «выкопанные яйца динозавра», будь то клад Наполеона…
Поверьте, с точки зрения привлечения обычного человеческого интереса, один динозавр, оказавшийся на поверку «уткой», к сожалению, гораздо полезнее и сотни выкопанных Владимирским музеем печатей Всеволода. Да, это – «к сожалению», но это именно так! Специально сосчитал: было 26 публикаций о летних находках археологов. И что?! Ни одно московское издание не позарилось. Кроме историка Янина да еще двух десятков специалистов, никто к нам не приедет, к великому сожалению, смотреть эти замечательные печати, а яйца динозавра-птеродактиля бросятся разглядывать туристы всего мира, даже если лет через тридцать «убедительно докажут», что это глиняная окаменелость.
У нас в области есть три естественных фактора, которые привлекают: 1 — лесная первозданность и неухоженность, где даже грибы еще сами по себе растут, чего уже нигде нет в Европе; 2 — быт (не «суздальский кич», а именно «экстремальный» быт с туалетом «типа сортир» в конце двора) и 3 — производство оружия, куда надо бы водить на спецплощадки обзора.
Все! Больше нам показывать нечего. Наши изумительные по красоте храмы, они — «для внутреннего пользования», они только нами понимаемы. Они не обременены броской вычурностью барокко или готики, и им не хватает примитивных и «бредовых детективных легенд». Так уж устроен обывательский интерес. Это — нормально.
Это я — к вопросу в последней скептической публикации о динозаврах и золотом кладе в газетах «Владимирские ведомости» и «Труд». Даже, если бы дело с «кладом Наполеона» обстояло столь же «бредово», как в Греции с историческими «утками», и тогда стоило бы всемерно поддерживать подобные публикации. Ведь, если экипировать тургруппы соответственно кладоискательским, дать в руки пару-тройку приборов для пущей важности — и вперед, по местам, «где еще могут скрываться несметные сокровища прошлого».
Да, о бюджете области я не думал, конечно, но об этой естественной тяге к неведомому подразумевал, когда рассказывал о том, что в 1956 году под Вязниками был обнаружен клад старинного золота. Да, я знаю, что о нем писали и в «Нью-Йорк Таймс» и в газетах Парижа… Но если бы только о сенсационности факта думалось, я написал бы, о чем не писал до сих пор вообще ни один журналист, — с детства помню эту трагическую историю, о которой не писала ни одна владимирская и тем более московская газета до сих пор, а «Голос Америки», кстати, рассказывал на другой же день, — трагедия, когда в Клязьму в Вязниках ушли на разведённом мосту узкоколейки несколько вагонов с людьми.
Никогда об этом не писал, поскольку это «не есть объект туристической привлекательности», хотя публикация могла бы быть не меньшей сенсацией, чем клад. Я и сейчас об этом пишу хотя бы вскользь только потому, что с одной стороны вынудили последние заявления, что «клада под Вязниками не было», и пишется, мол, все это для сенсации, а с другой — когда-то кто-то должен, наконец, вспомнить об этих людях из заклязьминских деревень и привлечь внимание, и поставить на берегу Клязьмы на месте катастрофы памятный знак.
Вот где хорошо бы покопаться заслуженному юристу России Александру Сухареву — в архивах с материалами следствия по этому давнему и печальному делу. У него есть допуск к такого рода делам.
А золотая бочка, что?! Золотой бочки даже, если бы и не было — ничего страшного.
Но весь-то и фокус в том, что клад действительно был, и теперь в этом не остается ни малейшего сомнения. Вопрос теперь только в том — куда он делся. Если клад золота из Вязников помог Кубе или Анголе в борьбе с колониализмом — это благое и нужное дело, тогда это — сюжет романа. Но зачем его скрывать?!
Как сказано в писании, все тайное рано или поздно станет явным.
Владимир ЦЫПЛЁВ.
. . .Жителей поселков Лукново и Лосево (Октябрьский), станции Сеньково, деревень Кика, Чудиново, Малый и Большой Холм, где стояло оцепление солдат в те дни и приземлялся самолет из Москвы, всех, кто что-нибудь помнит, я попросил бы написать подробности и дополнения этой загадочной истории.
Фото из семейного архива Фёдоровых.